Владислав Крапивин - Дело о ртутной бомбе

— Ну, ты и фрукт, — заметил Максим Даниилович. Кажется, даже с ноткой одобрения.

— Не укладываюсь в систему?

— Ни в малейшей степени.

Кира Евгеньевна осудила географа долгим взглядом.

— Маргарита Сергеевна. Даже если вашего сына не было в субботу в городе, не кажется ли вам, что у нас достаточно оснований для претензий к нему?

— Пока не кажется… Пока мне кажется наоборот: его позиция достаточно убедительна. А если бы он в самом деле был в субботу дома? Тогда что? Без вины виноватый?

— Теперь все ясно, — выдохнула завуч Галина Валерьевна. И стала за столом ниже ростом, сравнялась с остальными.

— Простите, что именно вам ясно? — осведомилась мама.

— Ясно, в кого он, семиклассник Дмитрий Зайцев. Вот они, плоды раскрепощенных семейных отношений.

Митю дернуло как ознобом.

— Не смейте! Не смейте про маму!..

— Не надо, Митя, — сказала она. И встала. — Мне кажется, господа, вопрос об участии… вернее, неучастии моего сына в операции «Ртутная бомба» выяснен. Видимо, есть смысл сразу коснуться и другого вопроса. Вы не откажете в любезности сейчас же отдать мне Митино личное дело?

— Но позвольте… — завуч Галина Валерьевна стала снова подрастать за столом.

— Понимаю, — кивнула мама. — Личное дело в сейфе. Ключ у секретаря, секретарь ушла в декретный отпуск и будет только после Нового года. Как всегда в таких случаях…

— Дело не в секретаре, — веско произнесла Кира Евгеньевна. — Просто такие вопросы решаются в отдельном и обстоятельном разговоре. И, как минимум, необходимо ваше письменное заявление. Давайте, вернемся к этой теме позже.

— Хорошо. До свиданья. Митя, идем.

— До свиданья, — отчетливо сказал Митя педсовету. И мысленно возблагодарил судьбу, что не разревелся. Глянул на Жаннет: «Увидимся»

На улице с полквартала шли молча.

— Ну, давай… — не выдержал наконец Митя.

— Что «давай»?

— Говори, какой я чудовищный тип и что из меня получится в будущем.

— Не буду… Что из тебя получится, не знаю, а сегодня, кажется, ты был прав. Если смотреть в самую суть…

Митя глянул искоса, заулыбался.

— Мама, ты у меня — во! — И показал большой палец.

— Прекрати сейчас же! — Мама стала обычной мамой. Сняла очки. — Все же надо сказать отцу, чтобы взялся за тебя как следует.

— Обязательно!

— Не валяй дурака! Ты хоть понимаешь, что по всей вероятности с лицеем придется расстаться? Потому что житья тебе там не дадут!

Митя понимал. И опять сказал, что фиг с ним. И слегка получил по загривку. Это было как окончательное отпущение грехов. Жизнь продолжалась, и вспомнились другие заботы.

— Мама, а Елька не прибегал к нам?

— Откуда я знаю? Я пришла в школу не из дома, а с работы! Папа поднял меня как по пожарной тревоге!.. Я еще разберусь с вами обоими вечером… Говорит: «Я не могу вырваться, беги скорее в лицей, спасай ненаглядное чадо!»

— Вот балда!

— Что-о?! Это ты про отца?!

— Да про Ельку я! Обещал придти вечером за журналами и пропал! А я их выгребал с антресолей, старался, кашлял от пыли!

Мама сказала, что никуда не денется «этот твой Елька».

— Марш домой и садись за уроки. Пока ты еще лицеист…

— Ага.

Он проводил маму до автобуса. А когда автобус, шурша по листьям, укатил, к Мите подбежала запыхавшаяся Жаннет.

Они пошли вдоль газона, где яростно цвели настурции.

Жаннет часто дышала.

— Еле догнала…

— Остынь. Будь снова такая же незыблемая , как на педсовете.

— А какой я должна была там быть? Кидаться на защиту диверсанта Зайцева? По-моему, ты не нуждался!

— Нисколечко…

— Митька, я тобой восхищаюсь. Ты был весь… как железный принцип.

Слова эти были приятны, и в ответ Митя бесстрашно признался:

— Уж какой железный! Раза три чуть не заревел.

— «Чуть» не считается… Слушай, будет потрясный репортаж! «Дело о ртутной бомбе». О том, как выжимают признание из невиноватого!

— Ты что, вела стенограмму?

— Зачем? Вот! — Жаннет расстегнула футляр «Зенита». В нем вместо аппарата лежал плоский черный диктофон. — Мамочкин подарок к первому сентября. Пишет за сто метров. Все интонации и вздохи… Ты чего?

— Жаннет, — печально сказал Митя. — По-моему это пахнет шпионством.

— Ненормальный! Ты в какое время живешь? Это обычная журналистская практика.

— Обычная, если эту штуку включают у всех на глазах.

— Включают, как угодно. Каждый, кто выступает на всяких собраниях, должен знать: его слова могут быть зафиксированы.