Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах

В те дни о спичках никто ещё и не помышлял, и огонь зажигали, высекая искры кремнём о сталь. Но без трута искры бесполезно гасли, и Рольф уже решил, что они надолго остались без костра.

— Нана Боджу распоясался, — сказал Куонеб. — Ты видел, как он тёр дерево о дерево, добывая огонь? Он научил этому наших предков, и теперь, раз от хитрости белых толку мало, мы зажжём костёр его способом.

Куонеб вырезал из сухого можжевельника палку толщиной в три четверти дюйма и длиной в восемнадцать, круглую и заострённую с обоих концов, а потом вырезал короткую плашку толщиной в пять восьмых дюйма. В плашке он сделал зарубку, а у конца зарубки вырезал неглубокую воронку. Затем из крепкой изогнутой палки и сыромятного ремня он изготовил подобие лука, выбрал узловатый сосновый сучок и в нём тоже вырезал небольшую воронку. Огнетворные палочки были готовы. Но предстояло приготовить дрова, уложить их в костёр и изготовить замену трута. Куонеб настругал много тоненьких можжевеловых стружек, смешал их с толчёной можжевеловой корой, скатал из них двухдюймовый шар, приготовив отличный трут, — и можно было приступать к добыванию огня. Куонеб обкрутил длинную палку тетивой, вставил её заточенный конец в воронку в плашке, а сосновым сучком прижал сверху, надев воронку на остриё. Потом начал медленно и равномерно водить луком взад-вперёд, взад-вперёд. Длинная палка крутилась в воронке, и в зарубку начал сыпаться дымящийся чёрный порошок. Индеец ускорил темп, дым стал гуще, а зарубка наполнилась порошком доверху. Тогда Куонеб поднял плашку и принялся помахивать над ней рукой. Порошок затлел сильнее, и в нём появились багряные угольки. Он положил на них можжевеловый трут и тихонько дул до тех пор, пока стружки не вспыхнули. Вскоре в вигваме пылал костёр.

Вот так индейцы добывали огонь в старые времена. Рольф слышал рассказы об этом, хотя никто не принимал их особенно всерьёз, а теперь он своими глазами увидел, как трение деревяшки о деревяшку зажгло костёр. Мальчик вспомнил, что ему доводилось читать, будто на это уходило часа два напряжённых усилий, но Куонеб умелыми и точными движениями справился со своей задачей за пару минут.

Вскоре Рольф сам научился зажигать огонь трением, и в дальнейшем, как ни странно, не раз показывал древний приём чистокровным индейцам, которые утратили сноровку своих отцов, потому что кремень и огниво белых были удобнее в обращении.

В тот же день, проходя по лесу, они увидели три дерева, разбитых молнией во время утренней грозы. Три дуба. И тут Рольф сообразил, что все расколотые молнией деревья, какие ему попадались на глаза, всегда оказывались дубами.

— Куонеб, а молния только в дубы бьёт? — спросил он.

— Нет. Не только. В дубы чаще, но попадает она и в ясень, и в сосну, и в тсугу, и в липу, и во всякие другие Только два дерева я никогда не видел обугленными. Бальзамический тополь и берёзу.

— А почему молния их не трогает?

— Когда я был малышом, отец рассказывал мне, будто она щадит их за то, что они укрыли и согрели девушку-звезду, сестру Птицы Грома.

— А как это было? Расскажи!

— Когда-нибудь расскажу. Не сейчас.

Кукурузная похлёбка с картошкой и чай с яблоками три раза в день скоро приедаются. Даже рыба не может вполне заменить мясо, а потому в одно прекрасное утро Куонеб с Рольфом отправились на настоящую охоту. По берегам Асамука крупная дичь давно перевелась, но всяких зверьков было ещё порядочно, а лесных сурков, которых фермеры люто ненавидели, даже много. Причин для ненависти хватало. Сурчиная нора на лугу была опасной ловушкой для лошадиных ног. Во всяком случае, рассказов о том, как конь, оступившись, ломал ногу, а его всадник — шею, ходило предостаточно. К тому же вокруг этой норы, если сурок поселялся в хлебном поле, вскоре появлялась большая проплешина. Без сомнения, ущерб от этого сильно преувеличивался, но как бы то ни было, фермеры дружно считали сурков «зловредными тварями».

Земледелец косо посматривал на индейца, вздумавшего поохотиться среди его полей на перепелов, но встречал с распростёртыми объятиями, если тот собирался подстрелить сурка.

Индейцы же считали сурков прекрасной дичью с нежнейшим мясом.

Рольф весь встрепенулся, когда Куонеб взял лук со стрелами и сказал, что они пойдут добыть себе жаркое. Сурки обитали на засеянных клевером полях, и они с Куонебом осторожно крались по опушке, выглядывая тёмно-коричневые пятна на яркой зелени — сурков, выбравшихся из норы подзаправиться. Наконец на одном поле они увидели три таких движущихся пятна — одно большое и два поменьше. Большой сурок часто садился на задние лапы и озирался, всё время оставаясь начеку. Поле было широкое, без единого дерева или кустика. Однако вблизи проплешины, где, очевидно, находилась нора, небольшой пригорок мог укрыть охотника, и Куонеб решил попробовать. Рольфу он велел остаться на месте, из леса не показываться и помогать ему индейскими знаками, когда пригорок заслонит сурков от него самого. Движение кисти к себе означало: «Иди!» Рука, выставленная ладонью вперёд, предупреждала: «Стой!» «Всё хорошо!» — горизонтальное движение руки под грудью. «Скрылся в норе!» — указательный палец вытягивается горизонтально и сгибается. Но знаки эти следовало подавать, только если Куонеб сам его спросит, выставив ладонь с растопыренными пальцами.