Ричард Блэкмор - Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

Когда я связывал последний пучок жердей, я увидел, как из-за изгороди появились трое человек, и заметил, что каждый имел при себе здоровенный карабин. Шли они открыто, не таясь, и чувствовалось, что в наших краях они объявились не случайно. И тут меня прошиб холод­ный пот, когда мне вдруг показалось, что ищут они имен­но меня.

Хорошо еще, что я услышал их раньше, чем они уви­дели меня, и что в тот момент я стоял в ложбине, где по­зади меня был густой кустарник. Отступить и спрятаться в него у меня уже не было времени, и тогда я инстинктив­но пригнулся и лег на землю плашмя среди папоротников. Я лежал, затаив дыхание, а зловещая троица между тем подошла к проходу в изгороди, где я только что работал, и стала внимательно осматривать это место. Борец, ат­лет, здоровяк, каких поискать, я был совершенно беспомо­щен, и лишь покров папоротников защищал меня в эту минуту. В сумерках раннего вечера я увидел три фигуры своих убийц, но ужаснули меня не они, а те три ружей­ных ствола, из которых смерть могла вырваться каждое мгновение.

— Здесь кто-то работал,— раздался глухой голос Карвера Дуна. — Прыгай, Чарли, да осмотри все вокруг хо­рошенько: нам не нужны свидетели.

— Подай руку! — потребовал Чарли, тот самый моло­дой человек, красивый и самоуверенный, что в прошлую ночь стоял на посту у Ворот Дунов. — Берег такой крутой, черт бы его побрал!

— А, ерунда! — воскликнул третий, и я с величайшим удивлением узнал голос Марвуда де Уичхолса. — Здесь рубил кустарник какой-то фермер, и парня давно уже след простыл. Гляньте-ка, здесь не увидишь даже кролика.

Тут только я перевел дух, возблагодарив Бога за то, что куртка в этот момент была на мне и я не оставил ее там, где работал.

— Сквайр прав,— подтвердил Чарли.— Здесь взаправ­ду никого нет, капитан.

— Никто не ходит рубить заросли в одиночку,— про­должал молодой де Уичхолс.— Всяк берет с собой собаку, чтобы та отпугивала привидения, Но вокруг — ни че­ловека, ни собаки.

— На этой ферме живет один здоровенный парень,— пробормотал Карвер Дун. — Ежели когда я наткнусь на него, мне придется свести с ним кое-какие счеты. У него вырос на нас большой зуб, потому что мы убили его отца. Прошлой зимою он собирался привести сюда полк сол­дат— про нашу душу, значит,—но потом побоялся. И еще он побывал в Лондоне. Как пить дать, под нас копает, сволочь.

— Если ты имеешь в виду этого дурня Джона Ридда, — отозвался молодой сквайр, — то это такая деревен­щина и такая простота, что с ним и счеты сводить грех. «Под нас копает!» Да у него на это ума не хватит. Его, кроме единоборств, ничто не интересует. Здоров, как бык, и мозгов меньше, чем у цыпленка.

— Как только увижу этого быка, так всажу ему пулю промеж рогов,— промолвил Карвер и криво усмехнулся.

— Вот уж дудки, капитан. Я не хочу, чтобы ты его убивал. Во-первых, он, как-никак, мой старый школьный товарищ, а во-вторых, у него есть хор-рошенькая сестра. Родственничек у них тут один имеется, Том Фаггус, вот этот — совсем другое дело: он в тысячу раз опаснее любо­го Джона Ридда.

— Посмотрим, посмотрим,— проворчал Карвер,— Ду­рак Джон Ридд или умный, но ежели он встанет на моем пути, он не жилец на этом свете. Вперед, ребята! Поторо­пимся, иначе тот, кто нам нужен, уйдет от нас. А тогда я с вас обоих шкуру спущу.

— Не беспокойся, капитан, и не пори горячку, — живо отозвался Чарли.— Дай-то мне Бог быть так же уверен­ным в том, как я проживу этот год, как я уверен в том, что до конца этого часа его уже не будет в живых. Пом­ни, ты обещал, что первый выстрел — за мной: ведь он оскорбил меня.

— Будь по-твоему,— сказал Марвуд, и вся компания пошла прочь от меня вдоль живой изгороди.

Теперь, когда изгородь разделила нас, я уже не слы­шал, о чем они говорят, однако я мог бы заползти в невырубленные заросли задолго до того, как они дошли бы до ближайшего прохода, и затаиться там до ночи. Но — слова Карвера Дуна преисполнили меня таким гневом, появление сквайра Марвуда в компании Дунов возбудили во мне такое любопытство, и — кроме этого — угрозы в адрес незнакомого человека вызвали во мне такую жалость к обреченному, что я, позабыв о собственном страхе и грозившей мне опасности, последовал за негодяями. Я крался вдоль изгороди с внутренней ее стороны, они шли с внешней стороны, но я держался так близко около них, что слышал даже, как сучки трещали у них под но­гами.

Нет, в тот вечер я был готов, прости Господи, молить­ся на папоротники, потому что, когда я дошел до второго прохода в изгороди и мне снова негде было спрятаться, я снова залег в папоротники, и они снова скрыли меня с головой. Убийцы тоже дошли до прохода, а затем встали, топчась на месте и не зная, какой тропой идти дальше.