Борис Лапин - Серебряный остров

А ребята? Надо им обязательно рассказать об этом. Валюхе. Саньке. Рудику. Что все сокровища земли ничего не стоят по сравнению с единственным настоящим сокровищем — человеком. Только не поймут… пока сами не переживут. Как я не понимал год назад: подумаешь, чей-то череп! А это был череп человека. Пусть даже ты не обязан ему жизнью… как я Михаилу.»

Цырен поднял глаза.

Высоко в выемке скалы Цырен разглядел несколько ярких, несмотря на дожди, рубиново-красных саранок. Камни скользили под ногами, но Цырен и не подумал об опасности. В пещере, он перевел дыхание, подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и рассыпал цветы возле камня, ставшего скромным памятником Михаилу. В полутьме казалось: яркие огоньки сами выросли здесь, взошли из земли.

Он уже начал спускаться в долину — и вдруг замер за выступом скалы. Санька и Валюха с полотенцами через плечо бежали к роднику умываться, Санька пытался схватить ее за развевающееся полотенце, а Валюха увертывалась, ускользала — и оба заливались счастливым смехом.

«Как дети, — подумал Цырен. — Ничего я им не скажу. Придет время, — сами поймут».

До боли, до слез захотелось ему в эту минуту домой. К деду.

Трое суток ребята почти безвылазно просидели в зимовье — дождь не выпускал.

Казалось, тучи вот-вот иссякнут, дождь уже не лил, а едва моросил. Но на смену ослабевшим тучам выволакивались из-за гор другие, полные сил, и снова хлестал ливень, желтый, неистощимый.

Утром Санька пошел за дровами, поскользнулся на камнях и зашиб колено. Через час ссадина вздулась, распухла.

— Это нам предостережение, — ткнул он пальцем в сустав. — А то кое-кто собрался сегодня обследовать спуск к Байкалу! Так вот, теперь там каждый камень такой.

— Не сидеть же тут все лето, — попробовал объясниться Цырен. — В конце концов, кто виноват, что остались без шнура?

— Если виноват, встань в угол, — посоветовал Рудик.

— Я бы только посмотрел. Не враг же я себе…

— Ну, знаете! — Валюха нахмурилась, глаза ее округлились, маленькие уши покраснели. — Мало нам одного раненого! Да вы что в самом деле!

Дверь хлопнула, рассыпались сложенные у печи дровишки. — Кажется, эти чисто женские доводы положили конец дискуссии.

— Да-a, дела-а-а, — протянул Рудик. — Но она права, Цырен.

— Сам понимаю. А что прикажешь делать?

— Ждать. Ждать у моря погоды.

— Ну что же, будем ждать. Даже во времена всемирного потопа дождь шел, говорят, всего сорок дней. Голодная смерть нам пока не грозит.

— Еще три дня не грозит, — буркнул Санька.

— Вот видите, целых три дня. А за три дня можно… ну, если не горы своротить, то хотя бы отыскать в них какой-нибудь лаз.

— Искано-переискано! — раздраженно заметил Санька, у которого из-за боли в ноге изрядно подпортилось настроение.

— Да вы рехнулись, братцы! — вскинулся Цырен, — Вы одну детальку упускаете. Если бы мы не знали, что он есть! И партизаны им пользовались, и первобытные, а мы что, глупее дикарей?

— Глупее, раз не нашли.

— Плохо искали! Надо поискать еще раз.

— А если и выход не найдем, и дождь не кончится, тогда что? — стоял на своем Санька.

— Я не о себе. Мы-то народ закаленный…

— Я потому и хотел… — откликнулся Цырен.

— Об этом забудь, — сказал Рудик. — Разве что на диету сесть? Попробовать растянуть остатки?

— Бесполезно. Там уж и растягивать нечего, по-настоящему за раз срубать можно. Все-таки предлагаю поискать выход… Верю я в него, братцы! Ты, Санька, на излечении. Пойдем, Рудик, попытаем счастья.

— А потом до утра одежду сушить?

— Тогда разденемся. Считай, душ принимать.

Ребята вывалились из избы, разделись до плавок, вооружились палками и отправились в самый неприятный северный угол долины, заросший густым ольшаником.

Осторожно опираясь на больную ногу, он взобрался на чердак и прилег на ворох лапника. Настроение было паршивое, распухшее колено болело, что-то в нем подергивалось и тянуло. Санька закрыл глаза и приказал себе думать только о приятном…

— Санечка! — разбудил его воркующий Валюхин голосок. Он сразу понял, что ребята еще не пришли: при них она так не говорила. — Ты чего тут пристроился? В избе, что ли, места нет? Господи, да он спит! Еще не выспался! Нога болит, да?

Она стояла на лесенке, короткой лесенке в три ступеньки, которую Санька смастерил на днях, и лишь голова ее с торчащими косичками виднелась с чердака.

— И нога. — И вообще… Дождь.

— Только из-за этого?

— А ты думала, из-за чего еще?