Томаш Пациньский - Линия огня

- Быть может, это потому, что ты обращаешься к нему по-польски, - иронично заметила Матильда.

Мужчина повернулся. Девушка мило улыбнулась ему.

- Кроме того, бамбук – это желтокожий. А здесь, если тебе так уж хочется, сплошные асфальты, - прибавила она. – Ну ладно, почти что сплошные, если не считать нас. А если желаешь выражаться корректно, то уж говори: афроафриканцы.

Тот отпустил запястье бармена, служащий незаметно отступил и стал массировать больное место. Из лежащей бутылки содовая лилась на пол.

- Эй, а ведь я тебя, похоже, знаю… - сказал мужчина, который в той же самой степени, что и девушка, не соответствовал тому месту, в котором очутился.

Говоря по правде, из этого клуба он должен был лететь дальше, чем видел, если бы только охранник не был таким пугливым. Или менее коррумпированным.

Улыбка девушки сделалась шире. Она на самом деле была рада встрече. Первая дружелюбная, откровенная рожа в этом чертовом клубе.

- Аль Хилла, - ответила она ему. – Или ее округи. Мне приятно, что ты меня запомнил. Я тебя сразу же узнала.

Когда она в последний раз видела своего собеседника, тот выглядел не сильно лучше. Правда, теперь он не харкал кровью, но был таким же небритым и грязным. Через выжженные в рубашке цвета хаки дыры лезли светлые лохмы, шорты выглядели так, словно их специально вываривали в масле для коробок передач, к тому же еще пережившем длительный пробег. Правда, заметила Матильда, сейчас на нем нет шлема, но с шеи на цепочке все так же болтаются алюминиевые жетоны-"бессмертники".

Девушка даже не успела удивиться, чувствуя царапание шершавой щетины. Она не отступила, не пыталась вырваться даже тогда, когда поцелуй в шею явно стал превышать границы приличия. Более того, ей даже было приятно.

Наконец-то что-то родное в этой снобистской, надутой компании.

Мужчина отпустил ее неохотно. А может и вправду он устыдился своей настырности, так как пару мгновений избегал ее взгляда. Она же погладила его по щетинистой щеке.

- Успокойся, Квятек, - сказала Матильда. – Мне просто приятно.

Эти слова смутили того еще сильнее.

- Ты помнишь, как меня зовут, - отводя взгляд.

- Из всего того я запомнила только то, что вела БТР. А ты, блин, мне тогда даже спасибо не сказал.

Она качнула головой.

- Я – Матильда. Проехали, - засмеялась девушка. – Ты же тогда и не мог. Едва жил. И, знаешь что?

Тот неуверенно глянул на нее, чем растрогал Матильду еще сильнее. Большой, плохо отмытый зверь, подумала она. А ведь он должен быть ужасно милым. Где-то в самой глубине она почувствовала укол стыда, но это чувство девушка тут же отогнала.

- Закажи сразу батл, а то и пару, - жестко закончила она. – Возьмем за стол, нажремся как свиньи. И никакой бамбук не станет подливать нам воду в водяру.

Какое-то время ей казалось, что вот-вот не выдержит, и с ней приключится приступ истерического смеха при виде его вытаращенных глаз. Но бывший капрал Квятковский взял себя в руки быстро. Он грациозно поцеловал Матильде руку.

Затем щелкнул бармену пальцами, подал девушке руку и повел ее к столику.

  

Поначалу разговор как-то не клеился. Они поглядывали один на другого, не слишком-то зная, о чем спрашивать, о чем рассказывать. Так что мололи всякие глупости о погоде, охоте, даже про Ирак. Впрочем особенных совместных воспоминаний оттуда у них и не было. Квятек пришел в себя только лишь в клинике в Рияде, где он просто шокировал персонал, громко и настойчиво требуя пива. К счастью и как обычно, делал он это по-польски, так что скандала сразу не вызвал.

Капрал довольно-таки туманно помнил лицо девушки в открытом люке. Но именно так ее и запомнил: черноволосую, красивую и надутую.

По мере того, как жидкости в бутылке становилось все меньше, лед между ними начал таять. Матильда пила наравне с Квяткем, по-польски, не мороча себе голову льдом, водой и подобными глупостями. Двенадцатилетний виски она заглатывала словно обычный самогон и тут же подставляла стакан за следующей порцией. Квятковский не отставал.

Они и не заметили, как вокруг них затихали разговоры, а благовоспитанное общество из высших сфер приглядывается к ним уже без стеснения, за то широко тараща глаза. Наиболее предприимчивые начали принимать пари, после которого по счету стакана шустрая девица свалится без памяти под стол.

В первой бутылке быстро показалось дно. Квятковский нетерпеливо кивнул бармену, который тоже поддался горячке споров и отмечал выпитые порции мелом на доске. Квятек громко рыгнул и закурил.