Дмитрий Быстролетов - Para Bellum [журнальный вариант]

Пятый этаж явно был достроен позже. И лестница уже не та, и с площадки в обе стороны тянутся длинные коридоры, в ко­торые выходят узкие двери маленьких ка­морок. Свет проходил через длинные стек­лянные окна в потолке. Похоже на чердач­ные кладовые. А может, жилье для при­слуги...

Гай пошел по левому коридору, в конце которого на торцевой стороне тоже была узенькая дверца. Открыв ее, он увидел ко­ридор соседнего дома. Здесь было полу­темно, горела лишь маленькая тусклая лам­почка.

Гай прошел коридор насквозь и очутил­ся на лестничной площадке пятого этажа соседнего дома. Спустился и вышел из до­ма в переулок.

Вот, значит, каким образом молодая да­ма появилась не оттуда, откуда он ее ждал.

Кто же она такая? Чего здесь искала?

Впервые за последние пять месяцев Гай выругал себя самым нещадным образом. Если какая-то смазливая дамочка сочла не­обходимым так тщательно исследовать ме­сто интересующего ее действия, то о чем же думал он?

В том, что эта дама имеет прямое отно­шение к предстоящим событиям, можно было не сомневаться. Оставалось только определить, какую роль она играет.

У швейцара Гай узнал, что оба смежных дома принадлежат одному хозяину, а ко­ридор на пятом этаже сделан по настоя­нию пожарной городской охраны. Почему именно на пятом? Очень просто: на осталь­ных четырех этажах уровни домов не сов­падают...

Выпив с Рубинштейном чашку кофе и до­говорившись о контакте на завтра, Гай вер­нулся в отель.

Портье не очень удивился, услышав от графа вопрос, касающийся красивой дамы. Заглянув в книгу, он сообщил, что это Эрна фон Штиллер, студентка из Берлина. Цель ее приезда — занятия в городской библиотеке Амстердама.

Гай познакомился с нею за табльдотом— их места оказались рядом. Он изобразил склонного к пустой болтовне беспечного космополита-одиночку, шляющегося по све­ту в надежде убежать от скуки. Вставил и поместье в Новой Гвинее, обширное, но бес­толково ведущееся, и надоевший Вави­лон современности — Нью-Йорк, покину­тый им недавно и, к счастью, навсегда... Однако Эрна фон Штиллер совсем не го­рела желанием поддерживать разговор в том легком взаиморасполагающем тоне, который с места в карьер взял этот легко­мысленный граф. В тех местах его слово­излияний, где полагалась бы поощряющая улыбка, она лишь снисходительно кривила свои свежие, полные, яркие без помады губы. А взглянула на него только раз, и тем едва не оборвала его болтовню. Гай подумал: принадлежи эти глаза мужчине, он не хотел бы с ним повстречаться на узенькой дорожке.

Но все же они познакомились и жили в смежных номерах, а это уже кое-что...

Наконец появился Моссе с чемоданом из толстой зеленой кожи, и коридор второго этажа с этого момента уже не пустовал: кто-нибудь из немцев обязательно проха­живался по ковровой дорожке.

И уже к вечеру Гай установил непрелож­ный факт: Эрна и Моссе связаны одной ве­ревочкой. Трижды Моссе покидал отель, и трижды покидала его Эрна. Моссе посетил контору «Импэкс», почтамт и синагогу. У конторы и синагоги Эрна, следовавшая за ним незаметно, останавливалась ждать на улице, а в почтамт даже зашла. Гай отме­тил, что к аксессуарам ее скромного темно­го костюма добавилась непропорционально большая и тяжелая на вид сумка. В такой вполне мог уместиться и крупнокалибер­ный револьвер дальнего боя. Сумочка за­метно оттягивала ей руку. Тому, кто ви­дел эту дамочку воздушно двигавшейся по коридору «Карлтона» в элегантном сером костюме и белой шляпе, обязательно бро­силась бы в глаза разительная перемена: она сделалась вдруг быстрой и решитель­ной.

Визит Моссе в «Импэкс» был довольно продолжительным, и Гаю не терпелось уз­нать, о чем там шел разговор. Поэтому, проводив после синагоги Моссе и Эрну в отель и убедившись, что сегодня, за позд­ним временем, больше ничего существен­ного ждать не приходится, он отправился в «Палас», где условился встретиться с Ру­бинштейном.

Он весь день не ел и потому заказал плотный ужин, а затем уже повернулся к Рубинштейну:

— Ну?

— Вы хорошо сидите на стуле? — по сво­ей всегдашней манере вопросом на вопрос отвечал старик.

— Ну, ну, не тяните.

— Герр Моссе, хотя я-то знаю, что это совсем не герр Моссе, — он не такой уж проходимец, как вы, может быть, себе ду­маете... Он почище!

— Короче можно?

Но Рубинштейн не спешил. С видом гур­мана, которому в еврейском ресторане на Калверстраат подали петушиную печенку, жаренную в духовой печи на бумаге и при­правленную нудлями, посыпанными кори­цей и тмином, он смаковал предстоящее удовольствие. И только полностью насла­дившись, приступил к делу: