Олег Смирнов - Свет небесный

В твоей душе
отнюдь не постояльцем
я был тогда, приветствуя рассвет...
Мной те часы
сосчитаны по пальцам, —
ведь с них я начинался, как поэт...

Скрыл туман верблюжье одеяло —
синий склон чуть видимой горы...
Под беззвёздной крышею устало
в сон уходят сельские дворы.

Стонет перепёлка — тише, тише...
А из черноты, из-за плетня
вурдалачья тень летучей мыши
мчится камнем, брошенным в меня.

Где-то за околицею девки,
наизусть их игры знаю я,
и ловлю сквозь бойкие припевки
гордое безумство соловья.

В безразмерной сумрачной парилке
пахнущие веники берёз
хлещут ночь, — бедняга, на обмылке
поскользнувшись, залегла всерьёз.

Можно ли за пазухою камень
хоть кому держать в такую ночь?
Ведь и влажный сумрак
в вечность канет,
что ни говори, что ни пророчь.

Слышен мык коровий, рык собачий,
детский всхлип и ветряной порыв...
Одарить бы каждого удачей,
чтобы был он в жизни терпелив.

По тропинкам горным,
пыльнобровы,
мы с тобою
к свету пробирались,
поддержать
самих себя готовы
всюду,
где опоры не дождались.

Сколько раз, —
не перечтёшь, пожалуй, —
нас хлестали ветер, ливень, вьюга...
Лишь в пути
к большому перевалу
люди познают в беде
друг друга.

Поделили мы —
излишни споры —
все дороги жизни
на две части.
И на всей земле
крутые горы
укатать не смогут
наше счастье.

Вряд ли стихнут
хоть когда-то споры:
почему
с асфальтовой равнины
так влечёт нас
непременно в горы,
манят страстно
снежные вершины?

По отвесам
волочатся тучи,
град молотит,
подсекает вьюга.
Да, нигде вернее,
чем на кручах,
не познаешь
ни себя, ни друга.

Зря поют:
«Не ходит умный в гору...» —
есть пути иные
для умелых...
Ввысь идёшь —
дорога не к позору,
вниз с вершины —
тоже путь для смелых.

Перрон дорожной полон суеты...
Вхожу в купе,
от проводов расслабясь...
Любимая, спасибо за цветы,
из Питера их увожу в Челябинск.

Рукой ты что-то пишешь на окне,
вмиг отвечаю добродушным жестом.
Я знаю — долго будет сниться мне
всё то,
что с этим связано отъездом.

Вот первое движение колёс —
плывут ларьки, носильщики, тележки...
А у тебя в глазах
не видно слёз...
Домой идёшь, наверное, без спешки.

Как хорошо, что снова поезда
нас возвратят,
хотя мы уезжаем.
Другое дело, если навсегда
мы близкого кого-то провожаем...

Гляжу в глаза твои пытливые —
и словно через толщу лет
увидел искорки счастливые,
весёлый потаённый свет.

То вспыхивают страсти давние,
припорошённые золой...
Как бы приоткрываю ставни я
в мир притягательный, былой.

И, вглядываясь в дали пристально,
я различаю всё ясней
тебя у той далёкой пристани,
в начальной юности моей...

Вдруг горизонт она покинула,
как бы в безвестность уплыла.
Не возвратишь того, что минуло,
там жизнь особая была.

Сквозь это золото осеннее,
сквозь опыт, мудрость, наконец,
худышку, недоразумение
веду, счастливый, под венец...

Любовь — для сердца выручалочка,
так горяча, что бросит в дрожь...
Ты, нежная моя русалочка,
как прежде, царственно цветёшь.

Пора весенняя прекрасная,
чудесна осени пора.
Да, время — нежное и властное,
созрели наши клевера.

Гляжу в глаза твои пытливые
и, как сквозь заросли годов,
в них вижу прошлое счастливое
и слышу дивный «Вальс цветов».

И что-то очень-очень личное,
и радость женскую, и смех,
как и разлуку трёхгодичную,
что нас коснулась, как на грех.