Константин Ваншенкин - Женщина за стеной. Лирика

Растила косу — блажь!
Вот я в войну за Камой…
А это папа наш,
Оставивший нас с мамой».

Химический карандаш
По-школьному фиолетов,
И вы не входите в раж —
Он вовсе не для портретов.

Десяток забавных рож,
Набросанных шутки ради,
Потом уже не сотрёшь
В несчастной своей тетради.

Но в силу каких идей
Он нам бесконечно близок?
Для длинных очередей
Короткий его огрызок.

Любому понятный шифр,
Усвоенная привычка:
Двузначных, трехзначных цифр
Суровая перекличка.

А ну, поскорей покажь
Лиловую эту мету…
Химический карандаш,
Сегодня таких уж нету.

Лишь где-то в былом дыму,
В стихающем перезвоне —
Протянутые к нему
Доверчивые ладони.

…От прошлого вдалеке,
С рассветным проснусь трамваем.
Знак памятный на руке
По-прежнему несмываем.

Меня не только что не били —
Мне выдавалась нежность вся.
Меня родители любили,
Друг друга не перенося.

А я, влача свои салазки,
Мечтал в те ранние года
Заметить что-то вроде ласки
Промежду ними иногда.

Какая боль, какая жалость!..
Когда же был я на войне,
Их жизнь совместная держалась
Ещё заметнее на мне.

Вот так и жили только мною…
И это как ни назови —
Я стал невольною виною
Им не явившейся любви.

Эту тему не тронь! —
Отдаваясь порыву,
Невзирая на бронь,
Он ушёл по призыву.

Принят общей войной,
Не надеясь на чудо,
Он с медалькой одной
Воротился оттуда.

Был он всё-таки смел,
А скорее находчив
И жениться сумел,
Института не кончив.

Это не лишено интереса —
Коваленков всю жизнь говорил:
Пионэры, Корэя, Одэсса, —
А других за любое корил.

Разговор был у мэтра короток.
Вижу — с чьей-то расправясь строкой,
Как он, пальцами сжав подбородок,
Улыбается жесткой щекой.

Мне джунгли видятся во сне.
Я слышу треск прибрежных галек.
Об удивительном слоне
Мне рассказал художник Алик.

Голубоглазый белый слон
Из золотого Таиланда,
Известный там как эталон
Невероятного таланта.

Он кисти брал и рисовал —
Сквозила в этом полушалость.
Авторитетом рисковал,
Но превосходно получалось.

Недурно шли его дела.
Агенты составляли смету…
Абстрактной живопись была,
Но замечательной по цвету.

Комбинаторы былые —
Чичиков или Остап —
У читающей России
Остаются на устах.

Им любовь и восхищенье
Выпадают в наши дни
Не за хитрые хищенья —
Просто нравятся они.

А сегодняшние силы
В гуще схваток деловых
Так бесцветны и унылы,
Что никто не вспомнит их.

Он работает на раздаче,
Объясняет, как трудно: «Уф-ф!..»
Но вершина его задачи —
Самому испытать триумф.

Милый дока по части купли
И продажи — он вам знаком,
Сам недавно ещё у кухни
Ошивавшийся с котелком.

Придорожный «ТРАКТИРЪ» —
На конце с твёрдым знаком.
Современный сортир
Обживают со смаком.

А за стойкой одна —
Соблазнительный кадр.
То ли служит она,
То ли эксплуататор?

Отзывается мне
Благосклонно и чинно.
(Эдуарда Мане
Есть такая картина.)

Попросили пивка —
Не обидит отказом
Даже тех, кто слегка,
Извините, под газом.

Друг твердит: — Посиди!
Право, что за капризность?..
Но — «Трактиръ» позади.
Средний класс… Малый бизнес…

Ехали мимо холмов
И по равнине.
Именно Нижний Ломов
Помню поныне.

Чем этот Нижний Ломов
Лёг на скрижали?
Тем, что у тихих домов
Нам угрожали.

Воспоминаний улов:
Вижу колонку
И у кого-то из лбов
В пасти коронку.

Дать бы, считаю теперь,
Малому разик…
Но ничего, без потерь
Влезли в уазик.

И мимо мирных дымов —
Дальше, в Тарханы,
Слыша, как Нижний Ломов
Сдвинул стаканы.