Расул Гамзатов - Целую руки матерей (сборник)

В край далекий уезжай, сыночек,
И оттуда писем не пиши,
В жены выбирай кого захочешь,
С городскими вдовами греши.

Я тебя баюкала когда-то,
Согревала на груди своей.
Пей вино, кури табак проклятый,
Только выздоравливай скорей.

Мать пестует детей и в зной и в стужу,—
Один – получше, а другой – похуже,
Но верит мать, что времена настанут —
Хорошими плохие дети станут.

Земля их кормит в щедрости извечной —
Плохих, хороших, злобных и сердечных,
Надеется, что времена настанут —
Хорошими плохие дети станут.

На это же надеются и звезды:
Исправиться, мол, никогда не поздно…
И солнце в небесах – источник света,
Да и луна надеется на это.

Дороги, реки, и леса, и горы
И верят, и надеются, что скоро
Совсем иные времена настанут —
Хорошими
Плохие люди станут.

И песнь моя царит мечтой свободной
В надежде, что получит хлеб – голодный,
Что грянет радость в синеве бездонной,
Что обретет пристанище – бездомный,

Что доктора больным вернут здоровье,
Но – все возможно при одном условье:
Что все безумцы вдруг преобразятся,
В людей благоразумных превратятся,

Что станут вдруг хорошими плохие —
И нас минуют времена лихие…
На это я надеюсь непреложно:
Поймите, жить иначе невозможно!

Должно так быть – Хоть по одной причине:
Чтоб не погибнуть Кораблю в пучине.

Дверцы печки растворены, угли раздуты,
И кирпич закопчен, и огонь тускловат,
Но гляжу я на пламя, и кажется, будто
Это вовсе не угли, а звезды горят.

Звезды детства горят, звезды неба родного,
Я сижу у огня, и мерещится мне,
Будто сказка отца вдруг послышалась снова,
Песня матери снова звенит в тишине.

Полночь. Гаснет огонь. Затворяю я дверцу —
Нет ни дыма, ни пламени, нет никого.
Что ж осталось? Тепло, подступившее к сердцу,
Песня матери, сказка отца моего.

Встревожены земные шири,
Но знаю способ я один,
Как укротить в подлунном мире
Воинственность его мужчин.

Когда б мне власть была дана,
Вершинам всем,
являя разум,
Я даровал бы в мире разом
Любимых женщин имена.

Чтоб опустились руки вдруг
Пред картою у бомбардира,
Пусть лучшей половины мира
Глаголют имена вокруг.

Когда б мне власть была дана,
Неся ответственность пред веком,
Я матерей бы имена
Присвоил пограничным рекам.

Еще дух рыцарства в чести,
И, может, власть его опеки
Переступить такие реки
Удержит воинов в пути.

В честь просветления очей,
Издав указ антивоенный,
Назвал бы звезды во
Вселенной я именами дочерей.

И сразу бы на небе мира
Не стало б в далях грозовых
Ни одного ориентира
Для самолетов боевых.

И, обретя покой, планета
Жила бы, радости полна…
Звучат всегда в душе поэта
Любимых женщин имена.

Мальчишка горский,
я несносным
Слыл неслухом в кругу семьи
И отвергал с упрямством взрослым
Все наставления твои.

Но годы шли,
и, к ним причастный,
Я не робел перед судьбой,
Зато теперь робею часто,
Как маленький, перед тобой.

Вот мы одни сегодня в доме,
Я боли в сердце не таю
И на твои клоню ладони
Седую голову свою.

Мне горько, мама, грустно, мама,
Я – пленник глупой суеты,
И моего так в жизни мало
Вниманья чувствовала ты.

Кружусь на шумной карусели,
Куда-то мчусь,
но вдруг опять
Сожмется сердце:
«Неужели Я начал маму забывать?»

А ты, с любовью, не с упреком,
Взглянув тревожно на меня,
Вздохнешь, как будто ненароком,
Слезинку тайно оброня.

Звезда, сверкнув на небосклоне,
Летит в конечный свой полет.
Тебе твой мальчик на ладони
Седую голову кладет.

Изрек пророк:
«Нет Бога, кроме Бога!»
Я говорю:
«Нет мамы, кроме мамы!..»
Никто меня не встретит у порога,
Где сходятся тропинки, словно шрамы.

Вхожу и вижу четки,
на которых
Она в разлуке, сидя одиноко,
Считала ночи, черные, как порох,
И белы дни, летящие с востока.