Уильям Вордсворт - Волшебный дом

На водопад, где бурная вода,
Как в логе лев, бушует. Нет предмета
Ужаснее! Дух страшный водомета
В венце из камня – кудри, борода

Струят потоки – воссидит над урной,
Скрывая днем свой облик. Он струит
По бархату лугов поток лазурный;

Или, встречая на пути гранит
Обрушенный, обломки гор, гремит
И пенится чрез них волною бурной.

Ты все молчишь! Как быстро отцвела
Твоя любовь, не выдержав дыханья
Разлуки, растоптав воспоминанья,
Отвергла долг и дар свой отняла.

Но в горький плен мой разум ты взяла,
Тебе служить – иного нет желанья!
И хоть сожгла ты прошлое дотла,
Душа, как нищий, просит подаянья.

Ответь! – Пусть сердце, пылкое тогда,
Когда мы страстным предавались негам,
Пустым, холодным стало навсегда, —

Гнездо в лесу, засыпанное снегом,
В глухом лесу, где замер каждый звук.
Ответь, молю, не дли жестоких мук!

Тут горы встали в грозном торжестве,
Тут храм для всех, достигших перевала,
Чье место – в прошлом, осень миновала,
И жизнь подобна вянущей траве,

Еще недавно свежей. О, как мало,
В искусственности наших модных зал,
Мы ценим счастье жить средь гор и скал,
Среди озер, чью гладь не оскверняло

Ничье дыханье. Трижды счастлив тот,
Пред кем осина дрогнет золотая
(В художествах октябрь – соперник мая).

И гостья красногрудая вспорхнет,
Задумчивую песню напевая,
Баюкая состарившийся год.

Когда надежд развеется покров
И рухнет Гордость воином усталым,
Тогда величье переходит к малым:
В сплоченье братском робость поборов,

Они встречают бури грозный рев, —
Так хрупкие подснежники под шквалом
Стоят, противясь вихрям одичалым,
В помятых шлемах белых лепестков.

Взгляни на доблестных – и удостой
Сравненьем их бессмертные знамена.
Так македонская фаланга в бой

Стеною шла – и так во время оно
Герои, обреченные Судьбой,
Под Фивами стояли непреклонно.

На мощных крыльях уносясь в зенит,
Пируя на заоблачных вершинах,
Поэзия с высот своих орлиных
Порой на землю взоры устремит —

И, в дол слетев, задумчиво следит,
Как манят пчел цветы на луговинах,
Как птаха прыгает на ножках длинных
И паучок по ниточке скользит.

Ужель тогда ее восторг священный
Беднее смыслом? Или меньше в нем
Глубинной мудрости? О дерзновенный!

Когда ты смог помыслить о таком,
Покайся, принося ей дар смиренный,
И на колени встань пред алтарем.

Как мне нарисовать тебя? – Присяду
На голом камне, средь хвощей и мхов:
Пусть говорящий памятник стихов
Твои черты явит людскому взгляду.

Но как барашку, что прибился к стаду,
Из блеющих не выбраться рядов,
Так никаких особенных даров
Тебе Судьба не припасла в награду.

Ничем – ни данью древности седой,
Ни щедростью возвышенных примет —
Здесь не отмечено твое рожденье.

Но свежий мох, растущий над водой,
И этот в струях отраженный свет —
Твое Земле суровой приношенье.

Дитя далеких туч! В уединеньи
Не ведаешь ты участи мирской,
Обстала глушь лесов тебя стеной,
И ветра свист поет тебе хваленья.

Морозы ждут лишь твоего веленья. —
Пускай в долине пышет летний зной,
Ты одеваешь саван ледяной,
Тебя хранит великий дух Забвенья.

Но времени рука уже легла
На этот берег дикий и лесистый,
Где некогда царила глушь и мгла,

Огромный лось топтал ковер пушистый
И зверолова меткая стрела
Безмолвия не нарушала свистом.

Когда б седые барды были живы
И видели тебя, о Даддон мой,
Они б Элизием назвали берег твой.
Оставил ты свой прежний вид бурливый,

И меж цветов ползут твои извивы
Вдоль по равнине светлою струей —
Но, видно, чужд тенистых рощ покой
Твоей волне свободной и шумливой.