Уильям Моррис - Человек, рожденный быть королем

Отсюда путь налево вел
В безлюдный и безлесный дол,
Где лишь в местах, по коим шли
Овраги темные, росли
Деревья тиса, и меж них,
Защищены от ветров злых,
Взвивались с песнями юлы.
Вокруг оврагов, полных мглы,
Пестрели пастбища овец.
И проезжавший здесь гонец
Уж был заслушаться готов
Веселых песен пастухов.

Он ехал долго и легко.
Взошло уж солнце высоко,
И вот, успел лишь он едва
С конем подняться изо рва,
Где тень деревьев в те часы
Еще хранила след росы, —
Как вдруг он видит пред собой
Конец возвышенности той.
Пред ним, одетый в блеск лучей
Прекрасной осени, во всей
Красе и славе, был простор
Долины, где терялся взор.
Ряд длинный золотых снопов,
Листва осенняя лесов,
Лугов зеленых чудный блеск,
Меж них ручьев игривых плеск —
Все тут на много миль вокруг
Слилось в пейзаж волшебный вдруг:
От этой горной высоты,
Где он стоял, до той черты
Изломанной по гребням скал,
Где виноградник восставал
Над виноградником, как лес,
Теряясь в синеве небес.
И за ручьем, в садах густых,
Он видел шпицев золотых
Блеск ослепительный: пред ним
Вставал над садом вековым
И каждый миг все выше рос
Предмет поездки — Замок Роз.

Когда ж спускаться стал с холмов,
Он за оградой из цветов
Мог слышать взмахи острых кос,
Срезавших на поле овес.
Пред ним ручей; в долине той
Он извивается змеей.
На нем был мост, и шагом паж
Проехал мост при звоне чаш
В руках хозяев этих нив.
Они под тенью старых из
Лежали на траве кругом,
И чаши, полные вином,
У них ходили по рукам.
При них лежали здесь и там
Серпы и косы, а предмет
Веселья их — простой обед:
Блестящий сыр, густой творог,
И хлеб пшеничный, лук, чеснок,
И груды яблок золотых,
Румяных, сладких, наливных,
И только что снятый с оград,
Прозрачный, зрелый виноград.

Услыша песни, Михаил
Косцов как братьев полюбил.
Он вспомнил детские лета
И благодатные места
У вечно памятной реки.
Как друг, глядя на ручейки,
В цветах кувшинок золотых,
Он мнил, что говор волн живых
Ему и всем, в ком сердце есть,
Приносит радостную весть.

Когда ж, ступив на парапет,
Косцов услышал он привет, —
Он в самом деле возмечтал,
Что он опять ребенком стал;
Что он в день жатвы у возов
Заснул в тени родных снопов;
Что все минувшее лишь сон:
Король и сквайр, и быстрый гон
Коня в неведомый овраг,
И боль внезапная, и мрак
В его очах, и долгий бред;
И, черной мантией одет,
Доминиканец, и уход
За ним, исполненный забот;
С аббатом их свиданья миг,
И дни над грудой пыльных книг,
Им прожитые; и опять
Король, завистливая знать,
И этот конь, и блеск одежд,
И путь без цели, без надежд.

О, как теперь желал бы он
Разрушить этот тяжкий сон!
Хоть раз на мельницу взглянуть
И под снопами вновь заснуть!
Но, ах! тех чудных дней опять,
Ему уж больше не видать!

Был полдень. Воздуха струи
От зноя зыблились вдали.
По обе стороны едва
К земле не гнулись дерева
Под грузом фруктов. Миг один —
И вот встают, из-за вершин
Дерев, бойницы; красный цвет
На них уж серым стал от лет
С страны подветренной. Мосты
Открыты; настежь отперты
Ворота в з а мок; всюду рвы,
Заглохли от густой травы,
И стаи рыбок золотых
Блестят в воде на солнце в них:
Так долго царствовал покой
Над здешней мирной стороной!

Под тенью стрельчатых ворот
Лежал привратник без забот
И спал на постланном плаще.
Одной рукою он еще
Касался арфы; рядом с ним
Лежал трепещущий налим,
Во рву сегодня на заре
Им ловко пойманный в поре,
И тут же, подле рыбака,
Лежал садок из тростника.

Заслышав звонкий стук копыт
О мостовую крепких плит,
Впросоньи сторож, заслоня
Глаза рукой от блеска дня,
Попытку сделал взять копье,
И видя царское шитье
На платье всадника, привстал
И, ухмыляяся, сказал:
«Стой, сударь, стой! и отвечай,
Зачем приехал в наш ты край?»
А тот: «Ты видишь, чай, и сам,
Что королем я послан к вам;
Милорду сенешалу я
Везу письмо от короля».

«Так! — тот ответил. — Но теперь
Никак нельзя к нему, поверь!
Он пир дает. Да что за спех
В сем мире, где что шаг, то грех!
Теперь, я в этом убежден,
Читать письма не станет он,
Пока гостей не угостит,
Пока и сам не будет сыт.
Итак, мой щеголь, надо ждать!
Коня ты можешь привязать,
Потом садись, и я спою:
«Наш император пал в бою».
Смеешься?… Разве не слыхал
Как Барбаросса в битве пал
Геройской смертью? А не то
Споем другое кое-что
На новый вкус, на новый лад:
У нас не мало ведь баллад!
Да что ж смеешься ты, пострел?
Ты больно молод и не зрел!
Ступай же прочь, — счастливый путь!
В саду здесь можешь отдохнуть
У Берты, дамы древних лет.
Такой красавицы уж нет
Теперь нигде, и замок сей
Построен некогда для ней.
И не забудет мир земной
О славной Берте — упокой
Ее Господь!»
С улыбкой паж
Внимал всему, что пьяный страж
Ему рассказывал; потом
Сказал: «Приятель! обо всем
Рад слушать, даже песнь твою:
Как император пал в бою ;
Но только прежде укажи,
Где сад той древней госпожи.
Глядя на этот чудный сад,
На этот красных башен ряд,
Готов я видеть пред собой
Врата в волшебный рай земной».