Джон Китс: Эндимион

Речная дева скрылась в отдаленье.
Эндимион застыл от изумленья:
Ничто не изменилось в водоёме.
Река текла, как прежде, в полудрёме;
Сновали комары и водомерки,
Мальки зажглись в подводном фейерверке —
Добра и зла здесь не было в помине.
Стараясь подавить в себе унынье,
Эндимион, вздохнув, присел на камень.
Когда возжёгся светляковый пламень,
Эндимион промолвил: «Сожалений
Достоин тот, кто полон измышлений
О городе невиданного счастья.
На месте убеждается невежда,
Что всё — обман, что рухнула надежда.
И чтоб утихомирить это горе,
Он город новый измышляет вскоре,
Где соты просто ломятся от мёда.
И что же видит он в конце похода?
В ячейках пусто. Но, презрев границы,
Он третий город покорить стремится!
Все люди по природе беспокойны:
Их жизни — это подвиги, и войны,
И разочарованья, и тревоги,
И фокусы фантазии. — В итоге
Приходится признать: и то уж благо,
Что призрачна любая передряга,
Коль чувствуешь свое существованье,
И смерть — легка. Цветком иль сорной дрянью
Быть на земле — меня не беспокоит:
Ни то, ни то моих корней не стоит.
Но на пригорке, где туман повсюду,
Ужели, как стоял, стоять я буду
Один? Нет-нет! Но я, клянусь Орфея
Волшебною мелодией, скорее
Пребуду сирым на вершине горной,
Хотя бы тень любови необорной
Ища вокруг, чем стану… Кем — неважно!
О, нежный голубь, реющий отважно!
О, Цинтия, от твоего престола,
Голубизной наполнившего долы,
Исходит луч, который бесподобен:
Он грудь мою пронзает, он способен
Разбить любви и мощь, и тиранию.
Умерь его! Во времена иные
Страданья облегчая, чуешь боль
Сильнее той, которую дотоль
Несло страдание. Так привяжи
Мне крылья, королева! Укажи,
Где мне любовь искать свою. Толпою
Мелькают купидоны пред тобою,
Но ты не церемонишься с эскортом:
В морях любви ладья не дрогнет бортом.
В моём безумстве не ищи нечестья:
Ведь, звёздами клянусь, сумел обресть я
Такую силу, что, разбив препоны,
Уже плыву с тобой по небосклону.
Прекрасна ты! Прекрасен мир в полёте,
И блеск, и свет колёс при повороте
Вокруг оси! А как мерцают вожжи!
Допустим, мы приехали. И что же?
Сокроет ли беседка эти взоры?
О эти взоры! Страшно: нет опоры!
Я неземным пространством поглощён,
Спаси меня!» — вскричал Эндимион
И поднял руки в ужасе жестоком,
Как встарь Девкалион перед потоком,
Дрожа, как Орион перед рассветом,
И глас подземный был ему ответом,
И он ему внимал, и был от страха
Бесчувственнее камня или праха.
А глас внушал: «Спускайся с гор скорее,
Иди туда, где длинные аллеи
Ведут в пещеры шпатовые мира.
Ты чуял потрясение эфира,
Ты слышал гром; и было дней теченье
Неласковее зябкого свеченья
Ледовых гор; и погружал ты длани
В мертвеющее небо, что, как ране,
Столь мрамороподобно. Гласу внемля,
О, богомудрый, опустись на землю!
Кого смущает голос эмпирея,
Бессмертным быть не может. Поскорее
Спускайся, минув таинства земли!»

И он луну увидел невдали,
И он почуял, что теряет разум,
И с болью захотел покончить разом,
И — полетел в зияющую тьму.

И было удивительно ему:
Стремительное привело паденье
Все чувства, все пристрастья к обостренью.
Там свет и тьма в печальной панораме
Мешались под унылыми ветрами.
Там над короной сумрачного царства
Трудился вечер и терпел мытарства.
Поблёскивала жила золотая.
Эндимион от края и до края
Прошёл её; и резок был маршрут,
И угловат, а жила там и тут
Горела метеором. Постоянно
Напоминая радугу Вулкана,
Висели металлические ткани.
Сердились молнии; сходились в брани
Фантазия и вера; и помалу
Однообразье, скука донимала
Надеждой на внезапное движенье
В серебряных пещерах в окруженье
Сапфировых колонн, в мостах ажурных.
Эндимион в своих скитаньях бурных
Уже летел над горною грядою,
Что круто возвышалась над водою.
Он сверху водопадов грохотанье
Воспринимал как нежное роптанье.
И вдруг похолодел от удивленья:
Он бриллиант увидел в отдаленье,
Что с трона тьму свергал; и свет был рьяным,
Как солнце над хаосом первозданным.
Не всякий дух был выдать в состоянье
Достойное предмета описанье,
Но тот, кто после смерти сей планеты,
Вселенной передав ее приветы,
Ей смог бы языком поведать внятным
О тех, кто солнце сделал незакатным
Для Греции и Англии. Ровнее
Он задышал, проникнув в галерею,
Отделанную мрамором. Поддельный
Он минул храм, который с беспредельной
Был точностью построен; побоялся
Войти в него Латмиец. Показался
За ним другой в проёмах колоннады,
Прекраснейший; была венцом отрады
Диана. С видом робким и несмелым
Присматриваясь к боковым приделам,
Вошёл он в храм, исследуя проходы,
Почувствовал, как источают своды
И стены холод мраморный, и скорым
Прошёлся шагом он по коридорам,
Но слышал лишь, как в мёртвой тишине
Смолкает эхо где-то в стороне.
Он тайны храма разгадать стремился,
Но в длительных блужданьях утомился
И сел у чрева мрачного подвала,
Где тьма теней зловещих побывала.
Конец чудесному. Второе «я»,
Вступив под свод привычного жилья,
Изнемогало в тягостном дурмане…
Блазнитель-эльф, родившийся в тумане,
Фонариком светя в кустах крапивы,
В огонь, в трясину манит нас игриво, —
В то, что пожрать готово наши души.