Каллистрат Жаков: Биармия

У студеных волн, покрытых
Бурной пеною прибрежной,
У прибоев, покровенных
Тенью длинной у обрывов,
Мрачных скал, прикрытых льдами,
Красный город возвышался,
Город Кардор многославный.
Как рубин, он среди леса.
Красным камнем средь топазов
Возвышался этот город
Над равниной травянистой,
Среди тундры, мхом обросшей,
Белым ягелем хрустящим.
Там олени вкруг бродили,
Лоси старые в оградах.
Лайки-псы их сторожили,
Тупомордые собаки.
Хвост крючком у них, мохнатых,
Тонконогих, быстрых в беге.
Лайки-псы опережали
Быстроногих тех оленей
И в стада их собирали
В час вечерний, в час заката.
У ворот, у стен дощатых,
Земляным прикрытых валом,
Тупомордый, толстоногий
Тот брехун невыносимый.
Лает утром, в полдень воет,
В небо глядя бестолково;
В час вечерний зубоскалит;
На цепи он, пёс, собака,
Медное кольцо на шее
Той собаки нестерпимой.
Цепью медною прикован
К городским столбам высоким.
У ворот тех биармийских
Цербер Севера вот брешет.
Он немолчно лает, воет.
Сильный голос возвышает,
Пред бедой визжит он громко.
То стоит, то ляжет на бок,
Мрачным воем наполняя
Всю округу в диких тундрах.
На стене же днем и ночью
Кот огромный всюду бродит,
Сказки древние прохожим
Шепчет в уши о минувшем.
Песнь заводит беспрерывно
Кот сибирский с дальней тайги,
С тайболы той дико-мрачной.
Пред бедою шибче стонет
И мяучит скорбно-слёзно.
В тундрах, в поле отдаленном
Ряд кумирниц за тем валом,
Мхом обросшим и травою.
За стеной же за зубастой
И под кровлей тех кумирниц
Бог Юмала биармийский;
Голова у бота неба
Золотая, серебро же
Покрывает руки, плечи;
Вырезные ноги, пальцы
Из той ольхи мягкой, гибкой,
Желто-красной, глянцевитой.
Вкруг Юмалы, бога неба,
Боги прочие стоят там —
Боги вод, лесов великих,
Вихря буйного на тундрах
Полногрудые богини —
Те в шушунах светло-синих
Величаво все стоят там,
В волосах у них надеты
Ленты алые до полу.
Пурпур-занавес при входе
Закрывает двери капищ
Стародревних, величавых
Тех времен, давно минувших.
Как береза посредь ивы,
В Кардоре том многославном
Меж избушек желто-красных
Синий терем возвышался,
Царский терем, дом Оксора.
Из слюды там были окна,
Из слюды прозрачно-синей.
У окна сидел сам Оксор,
Мудрый царь. Он, сын Рамдая,
Выл владыкой Биармии.
С ним же рядом дочь сидела,
Благомыслящая Райда.

Доброе тут молвил слово
Сын Рамдая, древний старец,
Гладя бороду седую:
«Дочь моя, всех тундр хозяйка,
Берегов Двины широкой,
Кардора Святая дева!
Как же быть нам, что нам делать?
Весь народ Двины привольной
Погружен в дремоту ныне
Колдовством тех чужеземцев,
С Джеджим-пармы к нам приплывших.
Рымда наш, тот страж могучий,
В камень обращен Вэрмортом,
Игроком тем знаменитым,
Волнователем струн домбры.
И плывут к нам ближе, ближе
Яур, князь рыжебородый,
С ним же Ошпи Лыадорса,
И Вэрморт из песнопевцев,
Домбры ветхой волнователь;
И хотят они неволей
Увезти тебя на Эжву,
На вершины Джеджим-пармы,
Чтоб была женой покорной
Яуру — владыке Перми.
Допустить же невозможно
Волка старого в овчарню
И медведя в круг олений,
Коршуна к домашним птицам.
Я решил со всем народом
Нанести удар тяжелый
Варварам далекой Эжвы
И гостям, никем не званным,
Тем пришельцам с Джеджим-пармы.
Напущу собак на них я,
Медные с них снявши цепи,
Псов-собак свирепо-диких:
Растерзают в миг героев
Славной Перми многогорной
У ворот собаки злые.
Кликну клич по всей я тундре,
Светлой тундре, мхом обросшей
И медвяною травою.
Можжевельником колючим;
Призову Яранов черных
В бой великий, смертоносный.
На оленях, в легких санках
Все прибудут самоеды
Кардора к защите верной.
Старец древний, сам возьмусь я
За копье и меч двуострый.
Прогоню врага от стен я,
Красный город охраню я
Грудью старца в лихолетье,
В час беды, в час неминучий».
Благочестная тут Райда
Слово вещее сказала.
Синеглазая царевна
Берегов Двины великой,
Тундр широких беспредельных:
«О, позволь, отец, сказать мне,
Слово доброе промолвить.
Волос долог у девицы,
Разум наш короток женский —
Как проходят дни за днями
В век короткий человека,
В этот миг один летучий
Жизни смертной, быстротечной.
Пусть луна течет по небу,
Зная путь свой предреченный,
Солнце же плывет на запад,
Исполняя слово Бога,
Старца неба, что над нами;
Во дворцах хрустальных сидя
На престоле из алмазов,
Из корундов и топазов,
Он вершает, глядя книзу,
Все дела земли и неба».