Виктор Славкин - Взрослая дочь молодого человека - Пьесы

Скрипка. Струны канифолью тереть.

Мандолина. Может быть, сбегать куда придется.

Ударник. Слушай, узнай, кто выиграл. Ну и рубка была сегодня!..

Оркестрант. Нет, это не мои занятия… Впрочем, может быть, именно мои. Ведь я никогда не был уверен, что делаю то, что должен делать. И вообще меня никогда не покидало ощущение, что я постоянно нахожусь не в том месте, где мне надо находиться. Бывало, сидишь в компании, люди кругом интересные и вино на столе. Сидишь и думаешь — а зря я здесь время провожу, что-то важное я сейчас упускаю, что-то происходит без меня. И кажется, что у меня дома сейчас зазвонит телефон и от этого звонка круто изменится вся моя жизнь. Я бросаю друзей, бегу домой и целый вечер сижу у телефона. А телефон, конечно, не звонит.

Скрипка. Так я не понял, согласны вы или нет на наши предложения?

Дирижер. Остаетесь?

Геликон. Вот асидол!..

Скрипка. Вот канифоль!..

Ударник. Давай, старик, скорей! Я еще на спортивное ориентирование успею. Ну и рубка сегодня будет!..

Оркестрант. Сейчас… сейчас… (Прижимает руки к груди. Внезапно лицо его меняется.) Ключ. Ключ!.. Клю-у-уч! За подкладку завалился. Мой ключ… (Достает из-за подкладки пиджака ключ от футляра.) Вот он! Ага-а-а-а! Испугались? Прочь асидол!.. Прочь канифоль!.. Прочь все! Я снова на дистанции! Я бегу впереди всех. Мне ничего не придется начинать сначала! Мне не нужна ваша помощь! У меня снова есть свой инструмент, и такого нет ни у кого! Вы еще будете мне завидовать. Завидовать! Все, все будут завидовать мне!.. (Бросается к футляру, щелкает замком, распахивает футляр.)

Из пустого бархатного нутра на сцену бегут белые мыши.

Занавес

Действующие лица:

МУЖ

ЖЕНА

МАМАША

ПЛЕМЯННИК

СТРЕЛОК

На сцене скромная обстановка обычной квартиры — шкаф, стол, стулья, полка с посудой. Вся мебель довольно старая, потемневшая. Когда мы познакомимся с Мамашей, мы поймем, что это ее мебель. Задняя стена, на фоне которой происходит все действие пьесы, представляет из себя размалеванную стенку тира. Аляповатые утки, ветряные мельницы, клоуны, зайчики и прочие мишени обыкновенного тира. Впрочем, в начале действия все это можно принять просто за безвкусные обои.

Прямо на этой стене повешены портрет бравого старомодного вояки — кайзеровские усы, грудь колесом — и полка с посудой. Остальная мебель поставлена ближе к авансцене.

После открытия занавеса на сцене мы видим Жену, которая накрывает на стол. Она берет посуду с полки и ставит на скатерть.

Входит Мамаша.

Мамаша. Который час?

Жена. Семь минут восьмого.

Мамаша. Значит, уже скоро…

Жена. Да, еще (смотрит на часы)… еще четыре минуты. Вам ничего не нужно в шкафу?

Мамаша. Нет. Я уже достала оттуда это платье. Как я в нем выгляжу?

Жена. Прекрасно. Сейчас опять модны длинные платья. Вы выглядите вполне современно.

Мамаша. Ты думаешь? Ах, как хорошо, что я сшила его тогда! Ведь моя младшая сестра меня отговаривала, чтоб ее приподняло и шлепнуло! Уже все начинали носить короткие платья. Как я все-таки была права, что сшила себе длинное! Ты знаешь, именно в этом платье меня полюбил мой муж. Ему страшно нравилось, как оно шуршит. Он был тоже немножко старомоден. И погиб, как погибали в старину, — при всех медалях и с пулей в груди. (Направляется к портрету усатого господина, становится перед ним, крестится.)

Жена (внезапно кричит). Мама! Уйдите оттуда!

Мамаша. А что, уже одиннадцать минут восьмого? Ох, всегда я не вовремя… Бедный мой муженек, потерпи до завтра. (Жене.) Я так любила его!.. Знаешь, я чувствую, что после смерти его душа переселилась в меня. Душа нежной женщины и сурового солдата. Что может быть прекрасней этого союза! Так что ты не обижайся, если я иногда позволяю себе грубости, тысячу болячек тебе в живот… Ты слышала? Я же говорила, что он жив во мне. Напомни мне завтра встать перед портретом пораньше, чтобы постоять подольше. (Отходит от портрета.)