Габриэль Марсель - Пьесы

Эдме. Я здесь была ни при чем?

Клод. Не понимаю.

Эдме. Я… ну, мой поступок… моя измена. То, что ты, после того как узнал всю правду, вновь укрепился в вере во Всевышнего — это простая случайность?

Клод. Мне очень трудно ответить на этот вопрос. Случайность … нет, конечно же, это не было случайностью.

Эдме. Вот все, что я хотела знать.

Клод. Я не думаю, что в этой сфере вообще возможна случайность.

Эдме не отвечает; она подошла к оставленному рукоделию, склонилась над ним.

Клод. Я так хотел бы, чтобы ты поняла, что тогда происходило во мне.

Эдме. Вероятно, это слишком трудно.

Клод. В первое время нашего супружества…

Эдме (поднимая голову). Неужели ты собираешься вернуться к этой теме?

Клод. Мне словно никак не удавалось дотянуться до тебя; я чувствовал, что я все время — не с тобой, а возле… Ты не слушаешь меня.

Эдме. Нет, нет, слушаю.

Клод. Это отсутствие контакта жестоко мучило меня. Мне казалось, что мне не дано главное… Ты ведь помнишь, какие глубокие разочарования я испытывал в Сен-Лу с моими неофитами, историю маленькой Женеврие.

Эдме ( по-прежнему склонившись над работой). Я что-то плохо улавливаю связь.

Клод. Но связь здесь прямая. Сомнения, о которых ты говоришь, — по сути они касались моих способностей, призвания, если угодно.

Эдме. Да… я была для тебя такой «осечкой».

Клод. Ты знаешь, как я неуверен в себе.

Эдме. Нет… не знаю.

Клод. И вот постепенно… Когда ты больше не веришь в себя — почва словно уходит из-под ног. Не остается ничего… Конечно, я не то чтобы ощущал это постоянно: скорее это было похоже на приступы; состояние душевного упадка возвращалось все чаще. Результатом всякий раз становилось чувство приниженности, слабости, страха перед собственной слабостью. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Эдме. Смутно.

Клод. И тогда мне довелось пережить это… (Неопределенный жест.)

Эдме (со скрытой иронией). Испытание.

Клод. На этот раз уже была действительно абсолютная пустота. Я был немыслимо одинок. Я потерял разом жену, ребенка. Первое время мне казалось, что я этого не вынесу. Это правда, ты это знаешь. Но затем, понемногу, словно замаячил свет вдали.

Эдме. Вот именно.

Клод. Что?

Эдме. Ничего. Я только подтверждаю, что ты выразился совершенно недвусмысленно.

Клод. То, что происходило, было исполнено значения… Словно к самому глубинному, что есть во мне, был обращен некий призыв.

Эдме. Это Бог говорил с тобой.

Клод. Впервые я оказался лицом к лицу с самим собой: от меня требовалось понять, кто я… и, возможно, меня спасло осознание моей бесконечной слабости.

Эдме. Иными словами, во всем этом важно было лишь то, что происходило с тобой, — разумеется.

Клод. Я молился с горячностью, какой не знал за собой прежде.

Эдме. За кого же ты молился?

Клод. За нас обоих; молился о том, чтобы Бог помог мне быть тебе опорой: и постепенно у меня возникало ощущение, что мое страдание превращается в живую и действенную силу.

Эдме. Да… Словом…

Клод. Что?

Эдме. Ничего. Я нахожу, что все это великолепно. (Оба долго молчат.)

В гостиную входит Осмонда.

Клод. Ну как, вы хорошо прошлись?

Эдме. Кто тебе открыл?

Осмонда. Фелиси вернулась. Пошел дождь, малыши устали, они достаточно нагулялись.

Эдме. Что ты теперь собираешься делать?

Осмонда. Я зашла за книжкой; почитаю им немного.

Эдме. Не забудь: мадемуазель Жантиль — в пять часов… Осмонда!

Осмонда (нервно). Что тебе, мама?

Эдме. Тебе не кажется, что можно было бы подать этому господину мысль взять гувернантку?

Осмонда. Не надо, мама…

Эдме. Ты проявляешь здесь услужливость, которая отнюдь не в твоем характере.

Осмонда. Папа, ну, пожалуйста!..

Эдме. Ты мне сама говорила, что девочки — самые заурядные.