Михаил Панюшкин - Дорога в лето

– Ну, ты то ее с Пушкиным не равняй, мала козявка слишком.

– Мала, не мала, а учится ей все-таки стоит. Вы ее рисунки видели? – уже не надеясь, говорит дядя Леша. Так, просто из упрямства. Его аргументы разбиваются, будто о бетонную стену. В разговор вступает мать:

– Да вот еще время тратить.

Как отрезала.

– Все равно ей учится год. Там разберемся, – поддерживает ее отец. Тема разговора уходит в сторону, все скатывается к обычным проблемам.

– Да вам же выезжать скоро, давайте покушаем на дорожку.

– Леша, ты письмо не забыл захватить?

– Вот, берите чайку, вам картошки наложить?

– Не хочу я есть, я уж лучше пойду сейчас. Там на вокзале посмотрю, может сувенирчиков каких прикуплю…

Похоже, дядя Леша наконец-то понимает, что смысла в его уговорах нет.

– Может, Леша, я тебя провожу? – облегченно реагирует отец.

– Да ладно, чего ты мотаться будешь. Я дорогу запомнил.

Они прощаются, и дядя Леша выходит из дома.

– Эй, ты, спишь там? – кричит отец. Ты стараешься не дышать. – Ну, спи.

Отец с матерью укладываются, а ты ждешь. Потом открываешь окно и вдыхаешь летний воздух. И вылезаешь из окна по стоящему рядом дереву. Обдирая руки о шершавую кору, и мотая головой, стараясь стряхнуть листики, что лезут в лицо. Давненько ты так не убегала из дома. А убегала когда-нибудь? В детстве, наверное.

На вокзале уже стоит поезд. Дядя Леша ждет тебя у вагона.

– Ну вот, и сейчас чуть не опоздала.

– Там родители долго спать не ложились…

– А я думал, у тебя часы сломались.

– Да у меня их и нет.

– Как это нет? Непорядок! Такая большая, и часов нет? На вот, возьми.

И он вытаскивает из кармана старые наручные часы. Потом усмехается: – На память что ли, вряд ли я к вам еще когда заеду. Они мужские, но можно в кармане носить. Извини, больше подарить-то и нечего, не покупать же дребедень всякую на вокзале.

– Ой, надо было вам рисунок какой-нибудь подарить!

– Да ты что. Береги их. Слушай, ты все-таки попытайся, насчет художественного подумать. Может и удастся чего. Жаль времени нет, а то бы я их все-таки убедил, наверное. Нет, ну как давно Павла не видел, а он так изменился. Ты вот что. Скажи родителям, что у меня пожить можно будет, так что общежитие искать не понадобится. Вот телефон, обычно или я, или жена дома. Впиш… в смысле, пристроим пожить.

Поезд слегка дергается, и из двери высовывается проводник.

– Да вы залезать будете? – говорит он.

Дядя Леша смотрит на тебя долгим взглядом.

– Держись, стрекоза, – говорит он и удивительно легко запрыгивает на подножку.

Поезд отъезжает, а ты еще долго смотришь ему вслед.

Как давно и недавно это было! Иногда мы так привыкаем к тому, что происходит вокруг нас, идем по предначертанному пути, и все вокруг тоже привыкают к этому, что нужен посторонний человек, который посмотрит на ситуацию свежим взглядом. И только он может открыть тебе глаза на очевидное.

Вот так и заканчивается воспоминание. Девушка вздыхает и снова смотрит в потолок. И все же, куда он делся? Еще раз позвонить? Наверное, это бессмысленно. Она достает из кармана часы. Половина десятого. Отложить рисунки, устроиться поудобнее на куче тряпья и заснуть. Иногда бывает так, что сделать нельзя ничего. Можно подобно мотыльку биться о ребристое стекло рассеивателя промышленного керосинового фонаря. А можно просто лечь спать, а потом, с утра, найти путь к огню и обрести счастье. Сгореть.

Бумажные листы лежат в углу.

Она просыпается, перед ее глазами пожелтевший, давно не ремонтированный потолок. В комнате спят люди. Кто-то на кровати, кто-то на полу, завернувшись в спальники. Рядом спит Катька, ее спальник пестрый, рыже-зеленый. Ее рука лежит на девушке. Та еще раз осматривается и откидывает руку. Кошка не просыпается. Слегка толкнуть ее, прошептать на ухо:

– Катька… Слушай, мне нужно идти сейчас. В институт, посмотреть, когда там прием начинается.

Спящая Катька ворочается. Она все еще в объятьях Морфея, видно ночью хорошо погуляли. Тем не менее, она выдавливает из себя, причем не шепотом, а довольно громко (она привыкла не бояться разбудить окружающих):

– Сколько времени?

Девушка садится, лезет в карман джинсов и вытаскивает часы. Те самые, мужские, с потертым кожаным ремешком.