Михаил Панюшкин - Дорога в лето

От удивления девушка вытягивает из пачки еще одну сигарету. Потом закуривает, выпускает дым, и недоуменно смотрит на него.

– Чего? – произносишь ты, с трудом выталкивая слова сквозь губы.

– Ну, типа места где остановится, – нетерпеливо отвечают тебе.

– Нет. То есть, у меня было. Но я туда звонила, а там бросают трубку, – тебе начинает казаться, что все происходящее просто какая-то история, которая происходит не с тобой.

– Ну и чего будешь делать?

– Не знаю. Наверное, тут сидеть.

– Ты чего, дура, ночью в городе, одна? Да еще в Москве?

Девушка, похоже, разозлилась. Она переламывает сигарету и шепчет про себя:

– Черт, как курить надоело.

– А что мне еще делать? Мне идти некуда.

– Знаешь, есть такая примета. Хорошему человеку не может быть некуда идти. Так, пошли, я тут в одном месте вписываюсь, там тесновато правда. Тут недалеко.

Девушка подхватывает сумку и бежит вперед. Ты сидишь на месте. Она останавливается.

– Ну, ты чего тормозишь то? – говорит она, притопывая от нетерпения ногой. – Пошли, пошли, замерзнешь тут вообще, на дворе не май месяц, а вовсе даже июнь, или менты загребут, а у тебя, небось, и денег нет.

Ты встаешь и идешь за ней, недоуменно оглядываясь. Пройти мимо людей, остановиться у метро. Войти внутрь, и посмотреть на турникеты.

Катька прыгает через них.

– Хей!

И ты за ней.

– Женщина, вы охуели? – несется вслед.

– У нее все равно денег нет! – кричит Катька и тащит тебя за руку вниз по эскалатору. Если ты отчаялась и опустила руки, но тебе очень нужно что-то, всегда найдутся люди, которые тебе помогут.

На маленькой кухне, облицованной битой плиткой, горит свет. Старенькая забрызганная плита, на ней стоит казан, в котором готовится еда. И несколько человек ждут. Женщина с темными волосами что-то помешивает внутри.

– Ну е-мое, когда там хавка, будет? Охота уже! – говорит один из людей. Он в пестром берете. Он затягивается сигаретой, и приглаживает рукой грязные, крашеные в рыжий цвет волосы, спадающие на плечи.

– Могу тебе холодного наложить, Джин… В отдельную миску, ххех, – ехидно отвечает ему черноволосая.

– Дура вы, Елена Ивановна, – говорит Джин, и забрасывает сигарету в пепельницу. Бычок продолжает дымиться, серый туман поднимается к потолку.

– Убей его. И так дышать нечем! – с неприязнью поглядывая на дымящийся окурок, говорит черноволосая. – Накурили тут.

– Да ладно тебе, – парирует Джин и вытягивает из пачки еще одну сигарету. LD, красный. Полный вкус бумаги. Только сейчас и только для вас – рак легких за ваш счет и с доставкой на дом. Зажигалка выплевывает огонек и набивка вспыхивает. Дым.

– А вот и не ладно! Сколько раз договаривались на лестничной клетке курить! – отмахиваясь рукой и хмурясь, говорит Елена Ивановна.

– Угу, придет бабка и опять будет пилить полчаса – вертеп тут, мол, устроили! – парирует Джин и в очередной раз затягивается. Потом спрашивает:

– Кстати, когда она в последний раз милицию вызывала?

Все некоторое время обсуждают, пытаясь вспомнить. Положение осложняется тем, что обитатели квартиры далеко не всегда сидят дома, а некоторые и вовсе ничего не слышали о феномене бабки.

А ведь у каждой вписочной квартиры есть феномен бабки. Обязательно найдется старая женщина, которая будет вечно ходить, смотреть, как кто живет, допытывать подробности. А потом обязательно вызовет милицию – ведь она, по мнению бабок, должна бороться с несовпадением мировоззрения ее и других людей.

В конце концов, общее мнение устанавливается.

– Давно, уже два дня как, – говорит Елена Ивановна, открывая окно. Джин, сидящий в кресле, не вылезая из него, пытается отодвинуться подальше от ветра.

– Ага, боится чертяка святого духа! – восклицает женщина. Джин пожимает плечами:

– Холодно. Да, давненько бабки не было, – на некоторое время задумывается, а потом продолжает, – кстати, слышали историю? Тут день рождения отмечали. И Иннес в магазин за добавкой пошла. И бабку встречает. Та ей и говорит – вы, мол, из той квартиры? Ну, она говорит, да, мол. А бабка ее спрашивает – ну и вы хоть представляете, что там происходит? Та отвечает – ага, ну и что такого? Бабка говорит – и вы типа это не осуждаете? Ну, та говорит – нет, не осуждаю. А бабка ей – проститутка!