Юлиу Эдлис - Набережная

Алена (сообразила наконец) . Ой!.. Выходит, он ее… он ее как вещь какую-нибудь — из рук в руки…

Зоя (не слыша их) . Где, ты говоришь, — в «Прибое»? (Пошла было.)

Алена (схватила ее за руку) . Не смей! Не пущу!

Зоя. Ты что?! Он же сам пишет… Пусти! (Вырвала руку.)

Люба (с холодным бешенством) . Ни с места! (Алене.) Держи ее! Отпустишь, на себя пеняй, ты меня знаешь!

Тетя Зина. Хоть не рожай девочек в этом городе, чтоб ему провалиться!..

Люба. Я сама пойду! Я ему такой прибой устрою!

Зоя (вырываясь) . Но ведь вот же письмо! Пришло все-таки! Вы не верили, а я знала!

Алена (не отпуская ее) . Ты что, ничего не понимаешь?! Маленькая?!

Зоя (вырываясь) . Это вы ничего не понимаете! Вам только одно глупое в голову лезет! И не ваше дело!.. (Убежала.)

Тетя Зина. Любовь… я бы эту вашу любовь — в мешок да в море!..

Алена (вслед Зое) . Куда ты, Зойка? Куда?! На свою голову…

Люба. Ну, теперь вы лучше меня держите от греха подальше… Я это ихнее кино в щепки разнесу гадское!.. Запалю со всех концов! (Бросилась вон с набережной.)

Алена (схватила ее за руку) . Ты-то тут при чем?!

Люба (вырывается) . Пусти, тебе говорят! Я за себя не отвечаю!..

Алена. Только не в «Прибое»! Это ж интуристская гостиница!

Тетя Зина. Да еще с ее-то хвостом в городе!..

Люба (вырываясь) . А мне терять нечего! Я и так у всех бельмо на глазу! С меня взятки гладки!

Алена (пытаясь ее удержать) . Если б я знала, я бы это письмо — на клочки!

Люба (убегая) . Ах, оставьте!..

Тетя Зина (Алене) . Беги за ней, она же бешеная! Как раз финны с круизом приехали…

Алена (бежит за Любой) . Любка! Не смей! Потом не расхлебаешь!..

Тетя Зина (одна) . Хорошо, хоть Люськи моей не было… (Кричит на всякий случай.) Люська! Если еще хоть раз… Люсенька!.. (Успокоилась.) Нету, слава Богу!.. (Повернулась к «Эспаньоле», плюнула в сторону.) Сгинь, зараза! Сгинь, сгинь!..

Занавес.

Зима. Конец января. Всю ночь с хмурого неба сыпался рыхлый снег и тут же таял, не долетев до земли. Лишь кое-где он остался лежать белыми неряшливыми хлопьями на парапете набережной, на реях «Эспаньолы», на широких листьях продрогших пальм.

Набережная пуста, и море тоже. Крики голодных чаек одни нарушают зимнюю тишину.

Ниша в борту «Эспаньолы» задраена наглухо железной поперечиной с висячим замком.

На набережную выходит Люба с той же сумкой с фотографическими принадлежностями через плечо, в руках — тренога и картонный щит с цветными снимками.

Она поискала глазами, где бы расположиться, и, как и в тот раз, подошла к парапету, установила около него треногу и щит. И тут как раз небо неожиданно очистилось, выглянуло яркое, холодное солнце.

Люба обрадовалась ему, зажмурилась, сняла с головы вязаную шапочку, села на парапет, подставив солнцу лицо.

Пауза.

Спустя некоторое время на набережную выходит Алена. На ней теплое зимнее пальто, отчего она кажется еще толще и неуклюжей, в руках — все та же набитая хозяйственная сумка.

Алена (подойдя к Любе) . Загораешь?

Люба (не открывая глаза и не изменяя позы) . Ультрафиолет.

Алена (сочувственно) . Совсем отпустили?

Люба (так же) . Воля, гуляй — не хочу. Только ты, подруга ближайшая, поздно хватилась, уже вторая неделя, как я амнистированная.

Алена (смутилась) . Так ведь у нас который день перерегистрация фонда в библиотеке — после этих отдыхающих половины книг недосчитываемся, каждую осень приходится по месту работы сообщать. Не говоря уж, как они с ними варварски обращаются, а нам потом на переплет гроши отпускают.

Люба. Оправдалась!.. А то, что за все время два раза только видались, да и то случайно пересеклись, а Зойка вообще — ни слуху ни духу… Подруги!..

Алена. Ну, Зое ни до кого сейчас…

Люба (резко) . Не интересуюсь! Раз и навсегда! (Пауза.) Ну и как вы без меня жили — не тужили? В «Магнолию» перебазировались?

Алена. «Магнолия»!.. Я до ночи над программой торчу! В апреле уже на подготовительные ехать, документы позавчера послала.

Люба. Мне бы твою настырность, я бы давно в академики выбилась.