Ян Рубенс - Сложнее, чем кажется

Тут же Ян сделал себе мастерскую.

Кухня просторная, светлая. Все разошлись в тот вечер, и они остались вдвоем. Костя развалился в большом кресле перед маленьким столиком, Ян устроился на диване, поближе к креслу. Их разделяли только два подлокотника.

Летом темнеет поздно, поэтому, начав пить пиво в шесть вечера, они быстро потеряли счет времени. Разговор, как обычно в последнее время, вели серьезный, о чем-то глобальном. О чем – никто из них никогда не вспомнит, но в тот момент он казалось важным, оба были вовлечены в тему, обсуждали что-то пылко и жарко. Изменилось все внезапно.

– Ты зачем повесил паузу? – спросил Костя, покручивая бутылку на колене.

– Знаешь, мы с тобой уже насколько откровенны друг с другом, столько всего за эти почти два года было…

– Ну? – Костина бутылка перестала крутиться.

– Наверное, подло – врать близким людям. – свою бутылку начал крутить Ян, внимательно разглядывая этикетку.

– Ну?

– Я тебе должен сказать одну вещь…

– Так. Марина? – Холостов перенес свое пиво на подлокотник и плотнее уселся в кресле.

– Да какая Марина?! – Ян резко встал, подошел к мойке, начал растирать пальцем капли в раковине.

– Ты кого-то убил? – осенило Костю.

– Если бы! – почти с надеждой вскрикнул Рубенс. – А ты бы остался мне другом тогда?

– Ну… – Костя дернул бровью, скривил губы в одну сторону, в другую, склонил голову влево, вправо… – смотря кого бы ты убил. Если сволочь какую, я б вообще на тебе женился!

Надо же было сейчас вот именно так пошутить! Именно сейчас! Ян судорожно сжимал бутылку, забывая из нее пить.

Костя заметил, что кончики пальцев его побелели. Да что с ним? Курит третью сигарету подряд. И что он там возится в раковине? С сигаретой…

Значит, мой вариант не худший? Ну а как я сейчас скажу? Что он подумает? После всего, после всех этих бань и совместных ночевок в гостиницах на одной кровати. Спали вместе столько раз, ноги друг на друга складывали. Он ведь не сможет не вспомнить. Зачем я решился? К таким разговорам готовиться нужно, нельзя так спонтанно. А теперь… сказать «давай договорим завтра» – нелепо. Я все равно должен сказать. Рано или поздно…

Он посмотрел на Костю, их глаза встретились, и Ян тут же отвернулся. Не смогу. Уйдет. А музыка? А друг?! Но сколько раз он язвил, что «наш директор, кажется, педик»…

– Ты не много куришь? – прервал Костя его мысли. – И может, уже скажешь, что собирался? Как-то затянулась пауза.

– Я боюсь, – Рубенс резко выдохнул, – боюсь тебя потерять. Боюсь, что вот скажу сейчас… и ты исчезнешь. Не захочешь больше видеть меня, выступать на одной сцене, петь в один микрофон. Дружить не захочешь. Боюсь…

– Ян, я сдаюсь. У меня не хватает фантазии, – Костя раздраженно постукивал донышком бутылки по колену и тоже забывал пить. Что с ним такое? Что такого страшного он собирается мне сказать?

Рубенс развернулся, растер влажные от капель кончики пальцев и вернулся к дивану. Вдох – выдох. Спину – прямо. Плечи – расправим. Вдох – выдох… Ну что ты сверлишь меня глазами? Не видишь, как тяжко под твоим взглядом? А куда он должен смотреть, если главное действующее лицо здесь – я? Но я – не жертва. А кто я? Эти тупиковые диалоги с самим собой обстреливали Рубенса изнутри, не давая сосредоточиться… Сядь! – скомандовал он сам себе. Получилось на край дивана. Ян уперся локтями в колени и снова закурил! Вот ведь… как последнюю курю. Вдох…

– В общем, Костя, я… – затяжка, выдох, – гей.

– Чего?

Ну почему, чем сложнее ситуация, тем более банально и нелепо мы поступаем?! И тем более неподходящие слова произносим! Ян как будто не услышал этого идиотского «чего». А может, он и правда не услышал.

Костя сидел неподвижно… Он серьезно? Я столько раз издевался над этим, – в памяти пронеслись пьянки и мужские посиделки, грязные циничные шуточки. Рубенс все это слышал. А теперь решился сказать. Статью отменили не так давно. Уголовного кодекса. Еще пару лет назад он за это мог сесть… У него руки дрожат. Не шутит ведь. Но у него – девушка, он говорил. Я не видел с ним никогда ни одной девушки. В другом городе она. В каком другом городе? Теперь вопросы взрывались в голове Холостова. Вот тебе и размышления о роли женщин в нашей судьбе. Кажется, с этого начался разговор. Пару часов назад…

Иногда нет ничего хуже тишины. Мысли Рубенса замерли. И глаза поднять страшно, и куришь, упираясь большим пальцем в подбородок, чтобы скрыть, как руки дрожат. И слышно, как плавает в воздухе дым. И жутко неудобно сидеть, а пошевелишься – вообще упадешь. Господи! Неужели всю жизнь мучиться?