Ян Рубенс - Сложнее, чем кажется

– Ян, мы поговорим дома. Человеку наши с тобой выяснения не интересны.

– Мне плевать, что ему интересно! Мы не будем говорить дома!

– Тихо… – и вот он опять – этот намеренно едва слышный голос, этот железный тон, – Ян, закрой дверь.

– Он не первый такой, да? Не первый? – заводился Рубенс.

– Не ори. Закрой дверь, я сказал.

Ян вылетел из кабинета. Едва не сбил с ног вернувшуюся Свету, и бегом кинулся домой. Ему показалось, что Света посмотрела на него с сочувствием и сожалением. Она ведь, наверняка, всё знает и знала! Почему она такая ласковая со мной всегда? Из жалости? Из жалости! Рубенс бежал по улицам, едва успевая смахивать слезы. Соберу вещи! Уйду! Перед глазами возник образ Деда Мороза в толстых вязаных перчатках с рыжей заснеженной бородой. Он не общался с Жуковским почти год, даже не звонил, и вот ему опять нужна сказка для несчастного подростка.

Ян влетел в квартиру, почти ничего не разбирая от слез. И тут же кто-то схватил его за свитер и сильно ударил спиной об стену…

Никита уже ждал его дома.

– Ты никуда не уйдешь, – и снова стукнул о стену спиной. – Никуда ты от меня не уйдешь. Ты слышишь?

– Уйду, – с трудом выдохнул Ян. – Уйду.

– Никуда! – к удару о стену добавился кулак в грудь. Сильный удар, и вдох застрял посреди диафрагмы.

Никита был сильнее, выше, крупнее, намного старше. Он прошел армию, занимался спортом, сам тренировал мальчиков в клубе. Основами рукопашного боя владели у него все, и Рубенс тоже, но это были только основы. Применить их в реальном бою, да еще против тренера, – слишком сложно… Особенно сложно, когда слезы заволакивают глаза и чувствуешь себя девчонкой – маленькой, обманутой и беззащитной, сам себе противен, и даже не хочется сопротивляться: и пусть убьет – так мне и надо.

– Ты меня понял? – настаивал Панфилов, снова схватив за грудки и опять спечатав в стену.

– Уйду, – почти беззвучно выдавил Ян, еще не понимая, что это не последний удар, и думая только о том, куда будет складывать вещи. И еще о том, как он бездарно наивен в человеческих отношениях. Вспомнился Каретный. Он бы подсказал… Он людей чует…

Ян выдохнул, а вдохнуть не получилось. Панфилов бил в живот. Еще раз… что ты делаешь? Нет, не может быть. Ты со мной так не можешь. И снова, но уже слева. А потом Ян отлетел в другой конец коридора. Ты. От меня. Никуда. Не уйдешь. Уйду. Ян попробовал встать. Нет, мой сладкий. Голос Панфилова звучал неправдоподобно холодно и жестоко.

Сильные руки подняли его за шиворот и швырнули в комнату. Угол стола впился куда-то между ребер, что-то отчетливо хрустнуло внутри и зажгло. А тело снова поднималось над полом и опять отлетело дальше в комнату. И опять. И еще раз… Что ты делаешь? За что?! Рубенс закрывал руками глаза. Только бы не потерять глаза! Как я буду рисовать? И снова эти руки, и снова. И казалось уже, что они никогда и не были ласковы с ним, не исследовали его тело, а голос этот никогда не был нежным, не шептал на ухо ласковые слова.

Иногда Ян открывал глаза в надежде увидеть лицо человека, который его так нещадно бил. Кто-то другой… не Никита… кто это? Но он видел только линолеум в коридоре, опять палас в комнате, части мебели, пол, стены, опять пол.

Что-то падало и разбивалось, тяжело хлопнул мольберт, загремел об пол телефон, рухнула этажерка, и глухо захлопали книги. За что?! Это не я тебе изменял! Это ты! Слова не шли дальше горла, а Панфилов молчал и только резко выдыхал носом, когда поднимал уже и так безжизненно обмякшее тело для нового броска… Казалось, это издевательство длиться уже слишком долго, чтобы остаться в живых.

Ян лежал лицом вниз. Внутри справа что-то царапало, кололо, толкало и жгло. Ребра? Никита, за что ты меня так? Это не ты… И вдруг он почувствовал, что руки стаскивают с него штаны. Нет. Только не это.

– Никита! За что? – хрипел он сквозь боль. – Что ты делаешь…

И ни слова в ответ.

– Никита, мне больно… дышать… трудно – сипел Рубенс через час, когда пытка закончилась. Он не мог встать, не мог сесть, не мог пошевелиться, даже перевернуться на спину не получилось. Каждый вдох и выдох отдавались невыносимой болью во всем теле. Он чувствовал в горле вкус крови. – Вызови врача… Я же умру… – последнее слово совсем где-то потерялось…

– Алло, «скорая»? Примите вызов. Здесь избили человека. Очень серьезно. Похоже на перелом ребер и внутреннее кровотечение. Возможно, легкое порвано… Я? Друг. Пришел, а он лежит.

– Никита… что с тобой стало…