Алина Томчук - Биение сердца

Наташа схоронила жену и дочь Эдика, они погибли на месте катастрофы. Брат же благодаря счастливому провидению остался жив. Каждую минуту, каждый миг женщина не переставала молиться Всевышнему, даруя в молитвах благодарность за жизнь брата и вымаливая ему здоровья. Вот уже больше месяца она сидит возле Эдика, прислушиваясь к его дыханию, следя за ним безмолвным взглядом с надеждой на то, что он очнется. В то же время она безумно боялась той минуты, когда Эдуард придет в себя. Вслед за вернувшимся сознанием к нему придет понимание, что в страшной катастрофе пострадала его семья. И как, Бога ради, она должна сообщить ему эту страшную весть? Как сказать, что его любимая жена Ирочка и обожаемая дочка Вера, уже больше месяца, покоятся в сырой земле городского кладбища? Весь кошмар понятия того, что брат не перенесет такой страшный удар судьбы, просто рвал сердце Наташи на части.

Еще раз растерев маленькими кулачками не перестающие бежать слезы по изможденному лицу, Наташа решила спуститься в больничный холл и выпить кофе из стоявшего там кофейного автомата. Последние дни, кофе был, пожалуй, единственным источником ее, уже подходящей к концу, энергии.

Картина, которую она застала спустя пол часа, ее ужаснула. Дверь в палату реанимационной, где лежал Эдуард, на распашку, снующие туда суда люди в белых халатах, жужащий гул возбужденных голосов персонала… Ноги у Натальи подкосились сами собой, липкая, плотная пелена застилая глаза прошлась волной по всему тела и поглотила сознание.

Очнулась она от едкого запаха нашатыря.

– Что же вы, Наталья Михайловна, пугаете нас? Мы к вам с радостной вестью, а вы в обморок. – Произнес врач Эдуарда, склонившись над Наташей. – Брат то ваш, в сознание пришел. Показатели все просто отличные. Думаю еще пару деньков и,, с Божьей помощью, в общую терапию переведем!

С этого момента и началось длительное выздоровление Эдуарда Михайловича. Наташе, как она сильно не боялась, не пришлось извещать брата о его тяжкой потере. Первыми его словами сестре были

– Пусто у меня на душе, сестренка, значит нет больше моих девочек… Выпишут меня из этой преисподней, покажешь, где схоронила.

Ни слез, ни крика, ни леденящей душу скорби за этим не последовало, что еще больше напугало Наташу. Она хорошо знала своего брата, она в ту же минуту поняла, его нет, душа его мертва, она умерла вместе с ними, она как всегда со своей семьей, а здесь, рядом с ней, одна лишь оболочка, тело без души.

Спустя несколько месяцев Эдуарда выписали. Жить он переехал к сестре. Зайти в свою квартиру он отважился только через три года после смерти жены и дочери.

На некогда любимое, журналистское поприще, он тоже не вернулся. Как оказалось, теле-редакция, на которой он работал до трагедии, отправила его на пенсию, за выслугу, раньше времени. Редакции газет, студии телеканалов, которые еще полгода назад просто брали осадой смелого журналиста, с самыми невероятными и финансово подкованными предложениями о сотрудничестве, только разводили руками и отводя взгляд, обещали при первой надобности позвонить.

Лишь старый друг Эдуарда, одногрупник, а еще больше однокашник, так как большую часть своей жизни Эдик и Толик, прошли плечо об плечо, испробовав этой же ложкой, не столько сладкой каши, сколько горького дегтя. Этот же Анатолий Максимович, как стали теперь его величать, а именно, замдеректор телевизионной сети информационных каналов столичного телевидения, пролил свет, на его не востребованность.

– Слушай, Эдя, тут дело короче такое… Даже не знаю, как сказать. – Мямлил неуверенно, обычно бойкий полиглот, Толя.

– Толян, ты не мни, как есть, так и говори.

– Ты прав, излагаю суть. Короче, не последние люди, нашей столицы, просили тебе передать, чтоб дело ты свое не ворошил, и о старом ремесле забыл. Предостерегали, что несчастный случай, это как карма, может вернуться, и в следующий раз может и не случиться для тебя счастливого конца. – Уже еле слышно прошелестел Толя, не рискнув при этих словах взглянуть на товарища. Анатолий понимал, чем обернулся для его друга, этот так званный «счастливый конец», об котором его настоятельно просили предупредить Эдуарда, но то были не те люди, которым можно было что то объяснять, тех особ и людьми сложно было назвать…

– Счастливого конца? – С холодной яростью просвистел Эдуард. – Счастливого конца? Да я жену и дочь схоронил, а вы мне, твари, о счастливом конце? Да я сам в петлю давно уже полез бы, если бы совесть позволила оставить ненаказанными виноватых в их смерти. Чем меня еще запугивать? Мне больше незачем дорожить своей жизнью.