Лев Голубев-Качура - Любовь и страсть. Новеллы, эссе

– Сла-ва-аа, – заныл я.

– Не мешай, дай сосредоточиться.

Прошло не менее пяти или семи минут в молчании, прежде чем мой друг заговорил.

* * *

В дежурной части районного отдела полиции раздался телефонный звонок и, перепуганный до смерти, женский голос, торопясь и захлёбываясь словами, сказал, что в соседней квартире прозвучали хлопки, похожие на выстрелы из ружья, а перед этим слышался громкий разговор и женские рыдания.

Пожалуйста, взволнованно добавила звонившая, приезжайте побыстрее, там что-то случилось!

Уточнив адрес, оперативная группа выехала на место предполагаемого происшествия.

Да, женщина, оказавшаяся соседкой, и позвонившая в дежурную часть РОВД, была права!

В трёхэтажном доме №7, расположенном в третьем линейном переулке, в одной из квартир обнаружили два трупа – пожилого, элегантно одетого, совершенно седого мужчины, и молодой, лет двадцати двух-двадцати пяти, красивой светловолосой женщины.

В руках мужчина сжимал двуствольное, сделанное по заказу, дорогое ружьё двенадцатого калибра, со стреляными гильзами в стволах.

На первый взгляд женщина была застрелена с близкого расстояния, почти в упор, а у мужчины была разворочена затылочная часть головы.

Трупы лежали на ковровом покрытии рядом. Их позы, даже без заключения экспертов это было видно, говорили о том, что мужчина первым выстрелом (если никто другой не стрелял, а это сделал именно он) тяжело ранил женщину в грудь, затем, лёг рядом с ней, обнял, и выстрелил в себя.

И у женщины, и у мужчины ранения были тяжёлыми, несовместимыми с жизнью – это и без патологоанатома было видно…

Я с увлечением, ловя каждое слово, слушал рассказ своего друга, и даже забыл о пиве. А Славка, вероятно захваченный воспоминаниями, казалось, в подтверждение своих слов покачивал головой, и тихим голосом продолжал рассказывать о произошедшей в квартире трагедии.

Мой друг рассказывал так красочно, и с такими подробностями, словно во время трагедии сам присутствовал, или находился где-то рядом.

Вот что значит бывший разведчик!

* * *

Несмотря на своё обещание ради рассказа отказаться от Славкиной ухи, мы всё же побывали на Дону и наловили рыбы, и поели, приготовленную по его рецепту, «Пищу Богов».

Действительно, пахнущая свежей рыбой и чуть-чуть дымком, уха была восхитительна, и я, изголодавшись по такому деликатесу, уписывал её так, что за ушами трещало. А мой друг, с хитрецой посматривая на меня, и видя, как я расправляюсь со второй порцией его знаменитейшей ухи, лишь озорно щурил глаза, и слегка посмеиваясь, приговаривал:

– Ешь, ешь писатель, когда ещё такой ушицы похлебаешь.

Этт-то точно, – соглашался я с ним, уписывая четвёртый или пятый кусок рыбы.

Десять дней пролетели незаметно, и я засобирался домой. Договорились, что на следующий год в гости ко мне приедет он, и привезёт жену и ребятишек. Я пообещал свозить их на озеро Зайсан, показать красоты Горной Ульбинки, накормить копчёным лещом и ухой из хариуза.

– А ещё через день, я сидел в купе поезда Москва-Риддер, слушал перестук вагонных колёс на стрелках и прощался с Москвой, на долго ли? Кто знает, жизнь – она ведь такая, без бутылки и не разберёшься в ней. Шучу-шучу, а то и, правда, решите, что я какой-нибудь алкоголик.

На следующий год Славка, мой друг и полковник полиции, вместе со своей семьёй был у меня в гостях.

Прошло ещё половина года и я, по разрешению друга, сдал рукопись услышанного в городе N+++ рассказа в печать.

Глава первая

Людмила Афанасьевна обратила внимание на необычное поведение дочери уже с месяц назад. Она воспитывала её одна, без мужа. Было трудно: приходилось постоянно как-то изворачиваться, чтобы дочь ни в чём не знала нужды. А как можно извернуться в наше время? Только одним способом – найти дополнительный заработок. И нашла – стала мыть полы в почтовом отделении.

Отбарабанит свои пять-шесть уроков в школе, и бегом на почту. И так каждый день: в школе геометрия с тригонометрией, а после школы – мокрая тряпка и помойное ведро с водой. Возвращалась домой затемно, не чуя ног под собой от усталости.

Одна радость дома – шестнадцатилетняя, жизнерадостная дочурка Вера – тёмноволосая, похожая на цыганочку, стройная (вся в отца) – плод её безумной любви к заезжему столичному гастролёру.

Он оказался ещё тем типом! Даже не типом, а типчиком – малодушным, и к тому же женатым. Ну откуда она могла всё про него знать, откуда? Он же так красиво говорил ей о вечной любви, такие цветы дарил! Вот она и поверила, и влюбилась безоглядно, до умопомрачения.