Пока мама устраивала Наташу, я прошёл в кабинет к отцу, чтобы не откладывать разговор на потом. Дада отложил газету, снял очки и сказал:
– Добрый вечер, сын… Что-то ты загулял совсем. Рахиля уже два раза звонила: волнуется дорогая сношенька… А сынок – совсем не волнуется. Болтается где-то целыми днями…
Не успеваю ответить, а отец уже задал очередной вопрос:
– Я слышал у нас гость?
– Да, – ответил я. – Гостья. Наташей зовут.
– Кто такая? Откуда?
Лишь на пару секунд я задумался над вопросом отца, а затем рассказал всё, ничего не скрывая, за исключением своего отношения к девушке. Рассказал о встрече на дороге, о родителях Наташи, о Кариме, об институте. Отец внимательно выслуша моё не короткий рассказ меня, а когда я, наконец, умолк, произнёс:
– Помочь, конечно, девушке нужно, но что-то мне здесь всё-таки не нравиться.
– Что именно?! – вспыхнул я.
– Как это такая молоденькая девушка не побоялась уйти от родителей неизвестно куда?… Ты не имеешь к этому отношения, углим?
Я открыто посмотрел во внимательные глаза отца и ответил без запинки:
– Никакого отношения, дада.
Мой честный, прямой ответ несколько успокоил его, и но произнёс враздумье:
– И всё-таки я не могу одобрить твой поступок, сын, ведь у тебя есть жена, дети… Наверняка твой поступок не понравится Рахиле.
Я умоляюще посмотрел на отца:
– Дада, можно я попрошу вас не говорить ей пока ничего?
Отец предостерегающе поднял руку, как бы говоря: – «Не бери меня в сообщники», но тут же опустил её и произнёс решительно:
– Если она не спросит – не скажу ничего, а если спросит – обманывать не стану.. Ты меня знаешь, углим.
– Хорошо, отец, – согласился я. – Большего мне не нужно.
Весь следующий день я провёл в кругу родителей и Наташи. Я шутил, смеялся, вовлекая в разговор и отца с мамой и Наташу, надеясь наладить между ними взаимопонимание и доброе отношение.
Временами ловил на себе обеспокоенные взгляды мамы: видимо, моё поведение показалось ей подозрительным. Она искала ответа на вопрос, почему я не похож сам на себя? И не находила.
Наедине с девушкой старался не оставаться, чтобы не вызвать недовольство отца и не осложнить положение девушки. Нужно было до конца доводить версию о том, что я просто хочу помочь ей устроится в Ташкенте, чтобы начать здесь новую жизнь – и не более того.
Звонила Рахиля. Её голос звенел от раздражения и недовольства. Сказал, что задерживаюсь в Ташкенте из-за болезни отца, и буду в Фергане только ночью. Не знаю успокоило ли её моё объяснение, но уже более миролюбивым тоном она сказала:
– Приезжай. Ждём.
И повесила трубку.
Улучшив момент, я решился поговорить с мамой, чтобы развеять её подозрения. Разговор был долгим, и для меня не совсем лёгким. Я обстоятельно рассказал маме о родителях Наташи, не охаивая, но и не приукрашивая (этого мама не любит). Немного рассказал о Наташе – самую малость: о её страстном желании учиться, о талантливости девушки, о своём бескорыстном желании помочь ей. Попросил маму взять над девушкой шефство, то есть позаботиться, ведь она совсем ещё девчонка.
– О чём разговор, углим? – успокоила меня мама. – Я буду рада о ком-то заботиться. Нам с отцом так сейчас не хватает этого… Может быть, отец и болеет так част только потому, что привык быть нужным, о ком-то заботится, кого-то опекать… Вы все выросли, разъехались. А мы остались одни.. Одиночество угнетает, делает жизнь однообразной, никому не нужной. А это не каждому дано вынести… Отцу труднее, чем мне, углим. Он никак не может привыкнуть к тому, что наша семья настолько уменьшилась, сократилась до двух человек, что в нашем доме не слышны детские голоса, смех.
– Сынок, ты бы переехал к нам со своей семьёй! – с надеждой в глазах обратилась ко мне мама. – Попроси Рахилю от моего имени… Мы будем с отцом смотреть за детишками, а Рахиля сможет пойти работать.
Мне не хотелось огорчать её, поэтому я согласился:
– Хорошо, мама, я попрошу.
Мне, кажется, она догадывается, что Рахиля никогда не поедет в Ташкент, никогда не оставит своего отца, но, как говорится: надежда умирает последней, поэтому мама и надеется.
Перед отъездом в Фергану я попросил Наташу, чтобы она чувствовала у нас, как дома, была естественной и чуть снисходительной к стариковским слабостям. И ещё попросил, чтобы она не боялась отца: он строг, но справедлив.
Услышав в ответ: – «Я постараюсь, Сабир Усманович», – решил, что этого вполне достаточно, теша себя надеждой, что Наташа поняла меня, ведь девушка она неглупая.
Читать дальше