Влад Костромин - Наследники Мишки Квакина. Том II

Судя по полупустой бутылке, это был не первый стакан.

– По какому поводу банкет? – сварливо осведомилась мать.

– Прибавление в хозяйстве, – не моргнув глазом, ответил отец. – Имею полное законное право.

– Чем кормить твое прибавление будем?

– Я мешок зерна спер, в машине лежит. Влад, как стемнеет, перенеси мешок в дровник.

– Вить, ты ошалел? Ребенку такую тяжесть таскать. Он же надорвется. Сходи, сам принеси.

– Он будущий воин, пускай привыкает, – будто от назойливой мухи, отмахнулся отец. – Я в его годы уже вагоны разгружал.

– Какие ты вагоны разгружал? Где?

– Ну… – отец замялся, – … возле деревни…

– У вас там отродясь никакой железной дороги не было, – уличила мать.

– Ну… – задумался и начал ожесточенно скоблить ногтями лысину. Стимуляция помогла, – была, только она секретная была и никто про нее не знал.

– Дурак ты, Витя, – разочарованно вздохнула. – И чего я только польстилась на тебя?

– Умнейше, красивше и сильнейше нас нет никого, – будто масло на сковороде, расплылся в пьяной улыбке отец.

Ночь прошла без происшествий. Утром нас разбудил крик матери, пошедший доить корову.

– Поубиваю, падлы безрукие! – гремя пустым жестяным ведром, кричала она.

– Валь, что случилось? – зевнул отец.

– Обвалилась ваша хреномантия!

Оказалось, что ночью куры собрались на одной перекладине и она сломалась.

– Ничего нельзя доверить! – бушевала мать. – Насест и тот не в состоянии сделать!

Мы с братом виновато молчали, а отец, схватив колбасу, ушел из дома без завтрака. Через два часа привез толстые круглые палки.

– Черенки от лопат и грабель, – выгружая, объяснил, – зацепил на складе по случаю. Приколачивайте их.

День ушел на замену перекладин.

– Мы с тобой теперь как строители, – рассуждал Пашка, – можем дома строить.

– Коммунизм, – я попал молотком по пальцу и теперь стоял, пытаясь справиться с болью.

– Можем и коммунизм. Пойду пока на курей посмотрю, ага?

– Сходи.

На время ремонта куры были выпущены пастись в ископытченный двор, где мирно щипали скудную травку, уцелевшую после коровы и свиней, и квохтали о чем-то своем.

– Как они зерно грызут? – вернувшись, спросил Пашка. – Я попробовал, оно же твердое.

– Клювы мощные, вот и грызут.

– Она же и клюнуть может? – насторожился брат. – Больно будет?

– Если в глаз только, но тебе это не грозит.

– Вдруг очки разобьет? Меня же тогда мамка убьет.

Очки у Пашки видели виды. Пару раз он их ломал, но из экономии новых не покупали, а прикладывали к оправе палочки и заматывали синей изолентой. Изоленты отец у «шефов» на заводе наворовал вволю и ее не жалели.

– Убьет, за очки точно убьет. Пошли дальше делать.

К вечеру удовлетворенно осмотрели дело своих рук.

– Выдержит? – спросил Пашка.

– Вроде должны, – ухватившись за замененные перекладины, я потряс насест. – Слона выдержит.

– Это хорошо. Проверять будем?

– Да ну их, – подумав, решил я. – Еще помнем что-нибудь в курице, потом крику будет.

Мы вышли из сарая и застыли.

– Их шесть стало? – растерялся Пашка. – Это у них цыпленок?

Белый «цыпленок» был крупнее нашего петуха и яростно клевал насыпанное в деревянное корыто зерно. Петух злобно клекотал, но приблизиться боялся.

– Это чужой, не наш.

– Он наше зерно жрет, – изумленно сказал Пашка. – Он ворует наше зерно! Если батя узнает, то…

– Надо его поймать, – решил я.

– А если клюнет? – попятился Пашка.

– Не клюнет, мы его ведром оглушим.

Подхватив стоявший с приходу жестяной подойник, я стал подкрадываться к белому наглецу. Он косился на меня, но продолжал пожирать зерно. Когда оставалась лишь пара шагов, он поднял голову и пристально посмотрел на меня.

– Клюнет, – нервничал Пашка. – Смотри, он тебя клюнет! У тебя очков нет, он тебе глаз выбьет.

– Не каркай! – прицелился.

В это время наш петух, воспользовавшись тем, что внимание соперника было сосредоточено на мне, кинулся на него и сильно клюнул в затылок. Белый пошатнулся. Наш бил еще и еще, пока пришелец не рухнул клювом в пыль. Петух отошел от поверженного и гордо прокукарекал. Я накрыл лежащего ведром.

– Ловко как, – восхитился брат, – прыг, скок, клювом щелк, – начал прыгать по двору, исступленно размахивая руками и размахивая головой, изображая недавнюю битву.

Петух, посмотрев на это, тоже начал скакать и кукарекать. Куры радостно кудахтали и спешили под шумок набить зобы отвоеванным зерном. Брат от избытка чувств тоже начал кудахтать. Эту идиллическую картину застала идущая с работы мать.