Влад Костромин - Наследники Мишки Квакина. Том II

Мы ели молча, радуясь, что по случаю праздника мать сготовила макароны.

– Раньше короли костями в шутов бросали, – отец задумчиво осмотрел тщательно обглоданную кость и перевел взгляд на Пашку.

– Витя, не вздумай! – всполошилась мать. – Потом по всему дому на линолеуме будут жирные пятна! Прекрати!

– Ладно, уговорила, – налил еще стакан. – Давай еще порцию.

Мать сняла крышку и вновь начала орудовать ножом.

– Вы нам в старости надеждой и опорой должны быть – вот вам по крылу, – на наши тарелки шлепнулись шматки мяса. – А нам с Витей по-стариковски, – отцу в тарелку угнездилась грудина, а матери – все остальное. – Вот и кончился кур, – вздохнула и принялась терзать свою долю.

– Так мало, – вздохнул Пашка.

– Поймаете еще, будет больше, – ободрил отец, выпив водку и вгрызаясь в пласты белого мяса. – Я тебе потом дам косточки обглодать и хрящики пожевать, – расщедрился он.

– Хрящики очень полезны в твоем возрасте, – подтвердила мать. – Для костей и так в целом.

Так закончилась наша первая добыча. Назавтра нас снова ждал горох и сваренная голова специально для Пашки.

После того как мы завели курей, у нас началась, как и обещал отец, совсем другая жизнь.

– Вить, куры как-то странно себя ведут, – сказала за завтраком мать.

– Нормальные куры, что ты выдумываешь? – отец наложил на хлеб сливочное масло и теперь мазал сверху сметаной и горчицей. Перед ним скворчала сковородка с яичницей с салом и зеленым луком. – Тощеваты, конечно, но это поначалу, – одним махом откусил половину бутерброда, следом метнул ловко подхваченный вилкой пласт яичницы, – опять же, их нельзя закармливать, а то нестись будут плохо, – остаток бутерброда исчез в его пасти.

– А ты нам обещал, что будем олет есть, – подал голос Пашка, глядя в рот папаши.

– Я же омлет обещал, – отец методично накладывал масло на следующий кусок хлеба, – а это яичница. Не понимаешь что ли разницы?

– Нет.

– А она принципиальна! – отец значительно поднял палец.

– Вить, что ты ребенка путаешь? – вступилась мать. – Он и так придурковатый, а ты этому хлюстоплету новые слова говоришь.

– Это да, – отец покачал лысеющей головой. – Мы в их возрасте крапиве и сныти были рады, а эти разгвоздяи омлета требуют. О времена, о нравы! – щелкнул жирной вилкой Пашке по лбу. – Совсем распустились!

– Витя, что ты делаешь?!

– А что?

– Вилка же жирная! Он потом жирной головой подушку испачкает, а мне стирать?

– Извини, не подумал, – отец доел яичницу и толкнул сковородку Пашке. – Бери хлеб и макай, да помни батькину доброту.

Пашка жадно набросился на объедки, отец встал и сладко потянулся:

– Видать, не в коня горб. Я на работу.

– Ты бы курей посмотрел все-таки, – мать допила чай и поставила стакан.

– Я тебе не Лысенко, кур воспитывать! – отец снял с висящих в простенке лосиных рогов шляпу, нахлобучив, поправил ладонью. – Ладно, не шалите тут без меня, – проходя мимо, ласково отвесил мне оплеуху, от которой загудела голова, и вышел за дверь.

– Дома не лежите, – собираясь на работу, наставляла мать. – Походите по деревне, может что подвернется полезного.

– Что? – Пашка поправил на переносице перемотанные синей изолентой очки.

– Что-нибудь, что плохо лежит, – подхватив сумочку, направилась к двери, – только хомут не тяните, как прошлый раз, – вышла.

Мы переглянулись.

– Я же говорил, что хомут никому не нужен.

– А батя говорит, что в хозяйстве все сгодится, – возразил брат.

– Значит не все.

– Чем хумут плох? – брат часто путал слова.

– На кого его надевать?

– На корову можно.

– Зачем?

– Ну, – брат снова почесал переносицу очками, – вместо ошейника…

– Ты ку-ку? – я постучал себя пальцем по виску.

Открылась дверь, в прихожую вошла растрепанная мать.

– Кто рано встает, тому бог подает, – тяжело дыша, сказала она. – Учитесь, лежебоки!

– А что случилось? – осторожно спросил я.

– Иду я, смотрю, курица черная перед калиткой ходит, падла. Я ее во двор загнала, – понизила голос. – Курица такая в теле, сочная, перья блестят. Видать, что несушка хорошая.

– Чья она? – спросил я.

– Думаю, от соседей прилетела.

– От каких соседей? Вокруг же нет никого, один сад.

– Вокруг нет, а в масштабах деревни… Через дорогу Колька Лобан живет, вон там, – показала рукой, – Иван – автобусник, а вон там, – очередной взмах руки, – две новых улицы, кого там только нет.

– Из такой дали разве могла курица залететь? – усомнился Пашка.