Петр Альшевский - «Дожить до смысла жить»

Чакин. Сказал бы он так, мы бы у нас во дворе в момент его расстреляли!

Лубудин. Трепаться, ты погоди, я тебя отучу…

Чакин. Он сказал, чтобы к товарищу Бильскому в Курган мы его везли!

Лубудин. Ну что же за олухов Русь рождает. Мне бы на рельсы тебя столкнуть, но правила конвоирования запрещают, вдвоем конвоировать мы обязаны!

Чакин. На рельсы я бы упал и поднялся… оттуда бы из винтовки в тебя пальнул.

Лубудин. В меня? В организатора революционной борьбы в селе Дядино?

Чиркулева. Оно от нас совсем близко, землячки с тобой мы, любезный! Лубудин. Ты, баба, со своими глупостями между нами не втискивайся. Серьезный конфликт у нас, по-моему, возник. Пустить в меня пулю он задумал…

Чакин. Я без долгого вынашивания, в сердцах выстрелить мог. Плана тебя завалить у меня не было, не смей в донесении о разработанном плане писать!

Тарушанский. (Лубудину) Вы грамотный? Целое донесение способны собственной рукой написать?

Лубудин. Не все же лишь эксплуататорам выводить буквы уметь…

Тарушанский. Вы освоили письмо, крестьянским лидером народ на протест подбивали… и при вашей народной власти дальше рядового не продвинулись?

Чакин. По одежде вы не судите.

Лубудин. Мы рядовые. Остановлю я тебя, коммуниста, если мысль соврать тебя обуяла!

Чакин. Коммунистическую честь я ложью не уроню… должности и звания раздаются у нас по заслугам. Запомните и никогда по-другому не думайте. А тебе… возвыситься над темными люди тебе не позволяют по причине…

Лубудин. Хотел бы я ее знать.

Чакин. Ты ее прекрасно знаешь. У тебя сестра, а у Ряшникова похоть… Лубудин. Из-за личных оснований меня задвигать? Наговариваешь ты на него, вернейшего сына революции пролетарской.

Чакин. Когда он был ссыльным, ты его приютил, а когда он стал петроградским руководителем, он дал указание перекрыть для тебя небо. Ползай внизу, будь счастлив, что к смерти не приговорили… сестра, ты говорил, у тебя привлекательная.

Лубудин. Весьма ничего.

Чакин. Вполне понятно, что Ряшников к ней полез. Он ее мягко за грудку, а ты кулачищем физиономию ему расквасил. Она же не девочка, ей за двадцать…

Лубудин. За двадцать пять.

Чакин. Ну и не вмешивайся, сами бы разобрались. Племянника от Ряшникова мог бы иметь!

Лубудин. В петроградском кабинете сидеть… тебя бы при себе, как прислугу держал.

Чакин. Прислуживать господам мне доводилось, ради сытой жизни отказаться от социальных завоеваний по мне несложно…

Лубудин. Не позорь наши ряды! Я о прислуге без смысла сказал, а ты паскудным приспособленцем себя выставил. Тарелки на стол подавать – не за мировую революцию до конца биться, попроще, конечно. Пойдем в Германию, в Англию поплывем… везде пролетариат к солнцу потащим! Насчет поезда ты сказал, чтобы телеграфировали?

Чакин. О твоем поручении не запамятовал.

Лубудин. Оно не мое, а начальства. Начальство мне, я тебе, ты телеграфисту. Ты что, его не застал?!

Чакин. Он до офицерской табакерки добрался…

Лубудин. И что из твоей информации следует?

Чакин. В табакерке был кокаин.

Лубудин. Угодники Фома и Ерема, нанюхался наш Савельич… почему ты молчал? До отъезда на станцию мне о его отключке знать полагалось.

Чакин. Он не в отключке сидит, он работает… сказанное мной аккуратно записал. Сказал, что приказ остановиться на нашей станции он доведет до кого нужно. Взгляд нездоровый, глаза двумя фонарями горят… не уверен, что он исполнит.

Лубудин. Поезд тогда не встанет.

Чакин. Будем уповать, что Савельич нас не подвел.

Лубудин. Да я тебя вместе с Савельичем в одной могиле закопаю…

Алтуфин. Волноваться я считаю излишним. Остановиться поезд, ради грабежей солдаты остановку здесь сделают.

Лубудин. Ты, парень, не прав…

Алтуфин. Идеи революции светлые, но от их воплощения ужас вас должен брать!

Лубудин. Смотри, товарищ, контру мы встретили… ты, парень, не прав. Чакин. Не прав.

Лубудин. Ох, как не прав. Не прав, что поезд здесь остановится! Разграблено здесь все, и солдаты в курсе, черта лысого они здесь остановятся! Чакин. А сомнительную личность нам куда?

Лубудин. Назад поведем…

Прядилов. В расход не пустите?

Чакин. Как угроза над шкурой зависла, заговорил… отвезем и запрем. Александр Никифорович тобой завтра займется.

Лубудин. Следователь ЧК. Он завтра прибыть обещал, не до длинных отпусков в наше время. Он тебе не товарищ Нащокин, который не понимал, что с тобой делать, Александр Никифорович насчет тебя в раз решит.