Геннадий Васильев - Частная коллекция. Стихи, рассказы, пьесы

Плывут по речке льдинок пятаки.
Дивятся рыбы: «Вот зима иная!»
И я иду, и талый снег сминаю,
и сочиняю странные стишки.

Зима такая! Дворник сам не свой,
колотит лед и думает о важном.
…Прости меня. Все сбудется однажды.
Зима когда-то кончится весной.

Мы едем так, как будто бы мы знаем,
куда нам ехать. Солнце крутит круг.
Я так веду себя, как будто занял
большой кредит. Отдам его не вдруг.

Большой кредит на сильную машину!
На круглый руль, на синий силуэт.
И вот мы едем, шинами шуршим мы,
то ближний жжем, то – реже – дальний свет.

Мы едем так, как будто точно знаем:
там, вдалеке – и слезы, как вода.
И дальним светом встречному мигаем —
мол, ты оттуда? Ну, а мы – туда.

Отдать кредит получится не скоро.
Зато вольны мы в выборе пути.
Какая мощь под кожухом мотора!
Какое солнце путь нам золотит!

1
Сижу один, и выпить не с кем.
И что же делать мне – скажи?
Моя фигура – вроде нэцкэ:
толста, и брезжит, и брюзжит.

Ее б поставить в токономо,
укутать тело в кимоно!
А я сижу, как дурень, дома.
Как нэцкэ. Как окимоно.
2
Я привез тебе когда-то
из Киото кимоно.
Ты его совсем не носишь.
На фига тебе оно?

И лежит оно без дела,
как китайский гель «ФуКе».
Я-то знаю: ты хотела,
чтобы я привез саке.

Моросит по-утреннему: редко.
Белый тополь смотрит свысока.
Желтая корявая монетка
прячется в кудлатых облаках.

Я иду. Мне зонтика не нужно.
Лоб упрямый дождик освежит.
Ты сидишь у зеркала. А в лужах
этот город утренний лежит.

Пузыри на лужах – как подростки.
Серый шелк на небе… Не беда!
Ты киваешь зеркалу: «Все просто!
Дождь пройдет – настанут холода.

Белый тополь обнажит суставы,
бахрома украсит провода…»
Я тебя любить не перестану.
Дождь и снег – они не навсегда.

Лес отряхнулся – и замер.
Стало прозрачно и звонко.
Осень глядит в нас глазами
ребенка —

кротко, светло и наивно.
Осень беспечна, хотя и
с грустью повенчана, ибо —
октябрь.

Первый ледок по дорогам.
Бабье окончилось лето.
Осень дарована Богом —
поэтам.

Вот и Покров. В небесах же —
снова и чисто, и сухо.
Тихо. Ничто не касается
слуха.

Солнце оранжевой цедрой
сдобрит Покров календарный.
Я задыхаюсь от щедрости
дара.

Кажется – осень, и что же?
Лес обнаженный, без листьев…
Я – за перо. А художник —
за кисти.

Не снятся мне пророческие сны,
не снится небо в черной окантовке.
И светофоры не всегда красны.
Но по утрам объятия неловки.

Краюху жизни делим пополам,
в четыре лаптя стаптываем небо.
И нам подмигивает из угла
один святой. Он раньше был – как не был.

– Расколдуй меня!
– Расколдую.
– Поживи с мое!
– Поживу.
– Не ревнуй меня!
– Не ревную.
– Полюби меня!
– …Deja vu…

Какая-то еда. Езда куда-то.
Какой-то человек. Опять езда.
Пустые окна. Белые халаты.
На черном небе – синяя звезда.

Откуда этот сон, скажи на милость?
Мне снилось так, как будто ты ушла.
Я застонал – и ты пошевелилась.
Сочилась ночь из каждого угла.

Тревожный сон терзал меня и мучал.
Я до утра держал с подушкой бой.
Рассвет влетел в окно. Мне стало лучше.
Ты не ушла.
Ты рядом.
Я – с тобой.

Ссора уснуть не дает.
«Чудище обло, стозевно».
Тучи собрал небосвод.
Пальцами тычется в землю.

Словно столетний слепец
ищет наощупь блудницу.
Смежная ссора сердец —
им еще биться и биться.

Им еще биться в борьбе,
вечного сна не достигнуть.
Небо пошло голубеть.
Ссора домашнего стиля.

Что мы нудим и нудим?
Что мы глядим исподлобья?
«Чудище обло»? Гляди:
вобла. Сушеная вобла.