Геннадий Васильев - Частная коллекция. Стихи, рассказы, пьесы

Сижу один. Тебя все нет и нет.
Кипит в ковше целебная трава.
Снег за окном. Три дня до Покрова.

Вот и я – нехороший, неправильный,
во плоти – не фантом, не призрак,
охмуренный хоромами каменными,
по отчизне справляющий тризну,

не на блюдце гадаю, что крутится,
как положено, заворожённо, —
а молюсь на тебя, моя спутница,
моя женщина, мной обожженная.

Мне назначенная, навечная,
напророченная во сне,
то сердечная, то бессердечная,
но болящая обо мне.

За тебя молюсь, дую в темечко,
и любя тебя, и губя.
Без тебя весь мир – мельче семечка.
И зачем он мне – без тебя?

На тебя молюсь. За тебя молю —
во плоти, не фантом, не призрак.
Я тебя люблю. Я тебя люблю.
Я пою тебе: «Ныне и присно».

Все вышло так, как мы с тобой хотели.
Колесный стук – мелодия пути.
Пройдут дожди, откашляют метели.
Все будет так, как мы с тобой хотим.

И этот год пройдет по расписанью,
со всеми остановками в пути.
Осенних листьев мокрое касанье
и зимней стужи призрачный мотив.

Утробный рык мотора под капотом
придет на смену свисту поездов.
Нам предстоит нелегкая работа:
далекий путь. Я к этому готов.

Все будет так, как мы с тобой решили.
Глянь – над дорогой радуга дрожит.
Мы будем жить – как будто бы не жили.
Мы будем жадно, очень жадно жить.

Колесный стук – мелодия простая.
Шуршанье шин – симфония пути.
Далекий путь. Я вижу – ты устала.
Притормози. За руль меня пусти.

Все будет так, как мы с тобой хотели.
Еще метели дышат далеко.
Еще клюют рябину свиристели
и продается козье молоко.

Еще не виден иней на ресницах,
еще тепло, октябрь, хороший день.
Все будет так, как нам с тобой не снится.
Шуршанье шин – и на асфальте тень.

Ну, девки, давайте-ка вздрогнем,
давайте-ка выпьем со мной.
Мы в жизнь упираемся рогом,
а жизнь нас ведет на убой,
на бойню, на мокрое дело,
чтоб душу из тела изъять.

Устал я, мой друг. И предела
усталости мне не видать.

Я выгляжу фигой сушеной
и вяленой смоквой гляжусь.
Вопросов полно нерешенных,
и я их решить – не решусь.

Давайте же выпьем! Иного
пути нам – увы! – не дано.
Не ново? И правда, не ново.
Вино? Ну, а что же? Вино!

Друг прелестный, дремать нам некогда!
Посмотри: отражен в воде
свежий блин, испеченный пекарем
на небесной сковороде.

Мне его не выловить неводом,
мне не взять его на уду,
не подать на блюде, как невидаль,
как невиданную еду.

Свежий блин отливает золотом.
Отраженье в реке течет…
Для чудес мы уже не молоды.
Но ведь кто-то же их печет?

Копить уже поздно. Я трачу привычно и щедро.
Раздаривать проще, чем что-то припрятать и думать,
что эти сокровища будут служить тебе вечно.
Да что тех сокровищ? Рублей на стеклянную брошку,
таланта на книжку-другую… ну, может, на третью.
Его-то и трачу, и щедро делюсь, без оглядки.

Но главная ценность, с которой и не с кем делиться
(и было бы с кем – так не стал бы): вечерние свечи.

Мы цедим с тобою вино под простую закуску,
читаем ли книги иль просто ведем разговоры.
От наших с тобой разговоров колеблется пламя,
согласно свеча оплывает. Светлы ее слезы.
Задумчиво музыка вторит, на пламя похожа.

И кошка сидит на коленях – сокровище наше.

Любимая, прости меня за все.
Не назначай мне раннего ухода.
Декабрь парит. В таком смятенье года
я чувствую себя, как новосел.

Декабрьский снег еще и рыхл, и бел,
но, как весной, бегут, подтаяв, воды.
И жмутся в стаи символы свободы,
декабрь гоняет белых голубей.

Зима такая – нет зимы совсем!
Декабрь грозит всемирным потепленьем.
И дворник долбит наст с остервененьем
и снег гребет, и думает: «Зачем?»