Геннадий Васильев - Частная коллекция. Стихи, рассказы, пьесы

Это так. Только в белом платке,
перед парами глаз не маяча,
на отшибе, в тиши, в уголке
притаилась подруга Удача.

Вашей мысли орлиный полет
без нее – только хвост самолета.
Хоть, конечно, движенье вперед
есть продукт повседневной работы.

Но усмешкою скошенный рот —
вам неясно, что все это значит?
И смеется хитрюга Удача:
«Жизнь рассудит. Господь разберет».

…На отшибе, в тиши, в уголке
утаилась от сглаза Удача.
И смеется над вами, и плачет.
И гадает себе по руке.

Озеро Тус
Валяться на темной воде,
боками волну проминая
и жизнь без прикрас принимая,
как милость. В соленой среде

легко растворяется боль
и тело ни грамма не весит.
Здесь дна не достичь, как ни бейся
и сколько ни жертвуй собой.

Вода так темна и плотна,
что впору толочь ее в ступе.
В ней соли побольше, чем в супе.
Но тина всплывает со дна.

Становится солнце слабей,
и день уже вечеру вторит.
Качает мою колыбель
хакасское «Мертвое море».

Туимский провал
Красиво! Бирюзовая вода
и скалы, изрисованные временем…
В провал свалилась давняя беда.
Но времена повторами беременны.

Здесь человек, отличный от людей,
с усмешкой гнал на смерть себе подобных.
Гора дрожала, слыша каждый день
подземных взрывов гул глухой, утробный.

Рудой наружу вывернув нутро,
точили гору, плавили металлы.
…Столетье – миг. Преданье не старо.
Гора зияет ноющим провалом.

Сюда туристов возят поглазеть,
туристы ранят лентами березы.
А там, внизу, просвечивает медь,
как будто кровь, сквозь бирюзу. Сквозь слезы.

Ивановские озера
От озера бегущая река
неглубока, вода ее прозрачна.
Ее берите пригоршней, иначе
не донести, не охладить виска.

Лугов альпийских пестрое шитье…
Как не сойти с ума от аромата!
И снежники, как белые халаты,
вокруг озер болеют о своем.

Черпни воды, утешь себя глотком.
И в ледяное озеро легко
войди, не бойся! Здесь не глубоко.
Скорее – высоко.

Сундуки
На Сундуках так зрима связь времен!
Священных скал не покидала вечность.
Здесь души предков ветру в унисон
мотив заводят песни бесконечной.

Мы так малы пред этой высотой,
где жадный Хохо хищной птицей кружит!
Останови часы свои. Постой.
Не торопись. Прислушайся. Послушай…

Время замерло. Часы остановились.
Что же делать мне? Теперь наступит вечность?

Под стеклом ходили стрелки часовыми,
и оставили свой пост, пренебрегая
и уставом службы караульной,
и зарей, что небо выжимает.

Нет часов. И время кончилось. Отныне
бесконечность мне – как камера обскура.

Время кончилось. И камера обскура —
наизнанку все, навыворот и навзничь.

Нету времени. И мир перевернулся.
А безвременье – как камера обскура —
перевернуто. Непрочно. Непонятно.
Вверх ногами все: зима, весна и лето.

Перевернутыми вижу наши лица,
наши судьбы в опрокинутой ладони.

Время кончилось. Часы уже не ходят.
И часовня наша – больше не часовня.
Часослов там не споют, поскольку больше
нету времени. Часы остановились.

Мир вернулся к заповедному истоку.
Нету времени. На «ноль» упали стрелки.
Медный колокол на колокольне замер.
Не звонит он. Нет часов – и не до звона.

Мы – в безвременьи. Мы ходим вверх ногами.
Время кончилось. Часы остановились.

Починить часы? Забавная затея.
Не поможет.
Время кончилось.
И точка.

Что ты будешь делать?
Делать будешь что ты,
если нету денег,
дома и работы?
Если нету жёнки —
кто же сварит кашу,
если не нужён ты
ни Клаве, ни Глаше?

Нам ветер выдует
мотивчик пошленький,
сожмет – и выдоит
слезу горошинкой.
Слеза покатится
на булку сдобную.
А ты пойдешь искать
себе подобную.

Ни в кого не веря,
бродишь одиноко.
Словно дикий зверь,
выходишь на дорогу
и в потемках рыщешь,
и кого-то ищешь…
Кто тебя убоже?
Бог тебе поможет.