Геннадий Васильев - Частная коллекция. Стихи, рассказы, пьесы

Луна-попутчица.
Дорога длинная.
Тебе не лучше ль стать
Господней глиною?
Тебя Он выправит
и слепит заново.
Заря на западе
горюет заревом.

Я приеду сюда не когда-то,
не с наскока приеду, не вдруг.
Будет алое пламя заката
и рассвета разлапистый круг.

Будет дерево с видом на осень,
будет осень – предвестье зимы.
Поутру, эдак часиков в восемь,
свет увижу, услышу шумы.

Эта осень такая, что – Боже!
Это небо – гляди, не гляди…
Это счастье мое – и не больше,
и не меньше, чем сердце в груди.

Я приеду. Хоть белая вьюга
пусть прихватит мой путаный путь, —
мне не жить без тебя. Друг без друга
нам не быть. Ни «когда». Ни «нибудь».

А было время, было время,
когда я пил, не напиваясь,
когда я пел, не запинаясь…
Какое, правда, было время!

Мы выходили – юны, смелы,
и пальцы в струны попадали,
и мы шутили очень дерзко,
и вызывали на себя
огонь госорганов бэушных,
и гнев чиновников партийных,
и зависть юношей беспечных,
и юных дев готовность – пасть.
Какое, право, было время!..

Сегодня мы заметно старше.
И нас уж меньше, что поделать.
И девы к нам не приникают,
а только тискают платок,
чтоб утереть нам лоб вспотевший.
И, поднеся стакан водички:
«Таблетку принял? Что давленье?
Ну, спи спокойно, мой товарищ!»

А было время! Было время,
когда я не таблетки пил.

И вот пора, волхвы спешат во хлев.
Младенец пахнет молоком и сеном.
Звезда глядит: жнец преломляет хлеб,
и зеленеет краешек Вселенной.

Волхвы стоят, молчание храня.
Мир ждёт Его.
Младенец потянулся…
Курчавый агнец, бубенцом звеня,
Его шершавым языком коснулся.

То счастье, то горе, а то – ничего.
То гости приходят. То нет никого.
То влагой сочится февральский сугроб.
То черная птица роняет перо.
Роняет перо и чернит мою жизнь.
А белая птица кричит мне: «Держись!»
Кружит надо мною и крыльями бьет,
и черную птицу в темя клюет.
И черные перья по ветру летят.
…Сегодня особенно грустен твой взгляд.
Ты ангелом, белою птицей кружишь
и черную птицу на перья пушишь,
и бьешь ее в темя, и рвется гортань
от крика: «Отстань от него! Перестань
терзать его тело и душу томить!
Тебе не склевать ту непрочную нить,
которая с жизнью связала его!»
…Ни гостя, ни друга теперь. Никого.
Лишь ты, моя белая птица, со мной.
Мой ангел. Единственный ангел земной.

Под подошвой мягкий мох и стланник.
Склон зарос баданом до бровей.
Аргиджек сегодня – наш избранник.
Лоб горячий ветерок, овей!

Здесь о личном пишут только в «личку»,
нет посланий миру: «Я здесь был!»
Вдоль тропы – багульник и брусничник,
серый ягель… что еще забыл?

Мелкой горстью – дикая малина.
Мелкой дробью – горьковатый пот.
Вот на фото – Оля и Марина.
Ну, а я? А я ушел вперед.

Я ушел. Попутчицы руками
на меня махнули: «Будь таков!»
…Зарастет лишайниками камень.
Ни следа – от наших башмаков.

В такое время – снег? До Покрова
еще три дня. Торопишься? Так надо?
Еще нельзя зачислить в снегопады
холопов снега. На асфальт едва
облокотясь, снежинки тотчас тают.
Еще (не всюду желтая) трава
возмущена: «Зачем белить газон,
когда для снега не настал сезон?!»
Но в назиданье белых хлопьев стая
снижается, шурша.
Варю на печке травки от простуды.
До Покрова – три дня. Еще повсюду
листва трепещет, торопясь сойти.
День сокращен… ну, скажем, до шести.
Но и к пяти уже слабеет свет.