Елена Степанян - Вильгельм Молчаливый

Пфеферинг.Но вы не запретите ее высочеству читать Священное Писание?

Вильгельм.На здоровье, если у нее есть склонность к такому чтению. В ее возрасте предпочитают рыцарские романы.

Пфеферинг.Ваша светлость, я, как вы понимаете, не уполномочен принимать какие-то решения.

Вильгельм (милостиво). Не сомневаюсь, что все будет передано курфюрсту самым точным образом. (Пфеферинг уходит.)

Иоганн.Вот так они и будут ездить взад-вперед!

Вильгельм.Нет, мой мальчик, меня это совсем не устраивает. – Насколько я помню, в Германии существует обычай при сватовстве сообразовываться с мнением самой девицы?

Иоганн.Да, есть такой обычай! Но эта дама своего мнения не высказывала!

Вильгельм.Все ясно! Придется мне самому ехать в Дрезден. Когда она меня увидит, она не устоит!

Дрезден. Дворец курфюрста. Девушки бегом подымаются по лестнице.

Девушки (наперебой). Ах, ваше высочество! Скорее, скорее! Они уже здесь!

Девушки подходят к окну. На площади гарцуют всадники.

Анна.Кто же из них принц Оранский?

Девушка.Вот этот, в белом плаще!

Анна (отступая в комнату). Какой красавец! И они еще смели меня отговаривать! Ну нет! Что Бог постановил, того дьяволу не отменить!

Свадьба. Развеваются знамена, раздаются пушечные залпы. Принц увозит Анну на своем коне.

1. Турнэ. Дом семьи Ожье.

Отец, мать и двое маленьких мальчиков молятся, стоя на коленях. На столе – свеча, пламя ее колеблется, отбрасывая тени. Слышен шорох под окном. Стену напротив окна и потолок пересекает тень человека в высоком капюшоне. На нее крестом ложится другая тень. Старший мальчик зажмуривается, младший прижимается к матери.

Робер Ожье.Молитесь, дети, молитесь! Господь не оставит нас даже на костре!

Ожье, его жена и дети стоят связанные. Инквизиторы переворачивают все вверх дном.

Робер Ожье.Не ищите понапрасну! Я отдал свою Библию одному приезжему три дня назад. Он уже далеко. А я еще сомневался, давать ли?

Монах.А куда ты дел сочинения Кальвина и прочих?

Робер Ожье.Я простой человек, я таких книг не читаю. Зачем бы я стал их держать?

Турнэ. Городская площадь. Робера Ожье и старшего мальчика ведут к месту казни, привязывают к столбам. Вокруг площади – толпа. Справа на возвышении сидят инквизиторы, слева – светские судьи. Инквизитор Тительман вскакивает со своего места, ходит взад и вперед по площади, пронзительно рассматривает толпу, обходит вокруг осужденных, опять возвращается на место, опять расхаживает по площади.

Светский судья.Слышали новость? Кардинал наконец справился с Валансьеном.

Второй.Что, магистрат арестовали?

Первый.Нет, только пригрозили арестовать.

Второй.Долго же с ним церемонились!

Палач и Тительман возятся с костром. Наконец пламя начинает ползти вверх. В толпе гул и перешептывания. Внезапно раздается крик мальчика.

Мальчик.Смотри, отец, смотри, все небо открылось! Ангелы! Смотри, сколько ангелов! Они протягивают нам руки!

Тительман (палачу). Надо заткнуть ему глотку!

Палач.Как, ваше преподобие? Ведь огонь!

Мальчик.Какие они прекрасные, отец! Смотри на них, смотри! Смотри, как стало светло!

Светские судьи сидят сгорбившись, не решаясь поднять голову.

Первый (шепотом). А куда девать мать с ребенком? Тоже еще вопрос!

Тительман (подскакивая к ним). О чем вы тут шепчетесь?

Второй (дрожа всем телом). Коллега не знает, как быть с женой этого Ожье и младшим сыном!

Тительман.Как быть, как быть! Сжечь обоих, и дело с концом!

2. Валансьен. В магистрате. Первый судья, второй судья.

Второй судья (взглядывая на часы). Ну все! Пора идти!

Первый судья.Ох, что сегодня будет!

Второй судья.В конце концов, мы сделали все, что могли! Костры и инквизицию не мы изобретали, а эти люди, между прочим, знали, на что они идут!

В тюрьме. Тюремщики связывают двум осужденным проповедникам (Фаво и Мальяру) руки за спиной, оглядывают их придирчиво, поправляют одежду, готовя к выходу.

Второй судья.В общем, мы вам доверяем, мы полагаемся на ваше обещание. Чтоб никаких воззваний и обращений! Вы же понимаете, другие просто бы заткнули вам рты! Но это выше наших сил.