Елена Степанян - Вильгельм Молчаливый

Симонсен.Вас постигла бы неудача, граф. На ваш вызов попросту никто бы не явился.

Иоганн.Они бы выставили несколько дивизий для честного единоборства с тобой.

Входит принц Оранский. Все встают. Симонсен наливает ему вина.

Вильгельм.Город Антверпен будет избавлен от инквизиции до особых распоряжений!

Вильгельм.А в Мадриде не будет землетрясения?

Вильгельм.Удивительно, сколько сил и ума пришлось потратить ни на что – на разъяснение простейшей вещи, что город, разоренный дотла, не сможет больше оставаться золотой жилой.

Людвиг.Подумать только, меркантильность торжествует над высокими принципами!

Вильгельм.Долго это не протянется. Пока что надо использовать каждую минуту.

Все пьют.

Вильгельм.Людвиг, ты едешь в Дрезден. Какие бы условия ни ставил тебе курфюрст, отвечай ему одно – «Нет, принц на это не согласен!»

6. Маркиз де Берген у себя дома. Перед ним – чиновник из Валансьена.

Берген.Вы можете передать валансьенскому магистрату, что врачи обещают мне скорейшее выздоровление.

Чиновник.Господин маркиз, а если они не выполнят своих обещаний?

Берген.Ну знаете!.. Тогда все претензии к ним!

Чиновник уходит. Входит слуга.

Слуга.Его светлость принц Оранский!

Берген.Ну что, какие новости, мой друг? Кардинал уже всех известил, что это я посоветовал королю завести в Нидерландах испанскую инквизицию, или кого-то он еще держит в неведении?

Вильгельм.Нет, но, вероятно, он считает, что осведомленность в этом, – уже достаточное преступление.

Берген.Что ж, пожалуй, он прав! А я тогда, выходит, виноват! – Их испанское величество действительно меня осведомляли. Странным образом, конечно, но, может, это мне так кажется. – Мы плыли в Англию, праздновать его свадьбу. Он сделал самую постную физиономию, на какую только способен, и сказал, что он глубоко скорбит о состоянии нравов в нидерландских провинциях! Ну я не стал с ним спорить, действительно, нравы оставляют желать лучшего. – Потом он перешел на духовенство, которое забыло свое высокое назначение, и заявил, что аббаты набивают себе животы и карманы, а епископов всего двое и для такой населенной страны этого явно мало. Я подумал про себя, что когда один из этих епископов – Гранвелла, то этого слишком много, но ему, конечно, говорить не стал. Ну тут он пошел и поехал! Про целомудрие и про Фому Аквинского! И так длинно и муторно, как он один умеет. Я пробовал что-то вставить, но совершенно безнадежно! И кончил он тем, что надо бы учредить штук десять-двенадцать новых епархий, и тогда добродетель восторжествует окончательно и бесповоротно. – Да мне и в голову прийти не могло, что под видом этих епископов они хотят насадить по всей стране инквизицию! – Мы себе плывем, понимаете ли, солнышко светит, музыка играет! Я так рад был, что он наконец заткнулся, что я не слышу его козлиного голоса!

Я же не пересчитывал этих реформатов! Откуда же мне было знать, что их уже полстраны, и эти пол страны хотят сжечь живьем!

Вильгельм.Они сделают это, не моргнув глазом! Им уже не раз приходилось истреблять целые народы.

И в этом случае из всего народа фламандского уцелеют только палачи и предатели.

Берген.Вы знаете, принц, я ведь сам не пойму, притворяюсь я или на самом деле болен. Мне страшно выйти из дома. Мне кажется, на всех легла какая-то страшная тень! А когда я вижу веселые лица, мне еще страшнее! Ведь Фландрия в двух шагах, все же знают, что там творится! Валансьен пока не сдается, но это не моя заслуга, я не обманываю себя! – Если б вы знали, как мне страшно! У меня такое чувство, словно ад надвинулся на всех нас! Я не собираюсь выживать за счет других, но что я могу? Что вообще можно противопоставить этому?

Вильгельм.Я хочу предложить вам немедленно отправить королю следующий адрес: учреждение новых епископов противоречит хартии вольностей Брабанта, именуемой «Радостный въезд».

Берген.Ах, он придет в ярость! Вспомните, как он взбесился, когда гентские штаты просили его ослабить религиозные эдикты!

Вильгельм.Я не рассчитываю доставить ему удовольствие. Нам необходимо добиться созыва Генеральных штатов! То, что трудно сделать одному, должны сделать все вместе. Раз король пожелал расширить права духовного сословия, он обязан получить на это согласие всех сословий. Это первое условие «Радостного въезда». Весь народ является единой общиной, а не стадом баранов под властью мясников!