Андрей Платонов - Четырнадцать красных избушек

Хоз (беря у Ксении бутылочку) . Твое молочко-то?

Ксения. Мое. Из груди своей тебе нацедила, да не поспела всю бутылку налить – мужики так и рвут из рук, лопать хотят. Сначала облатки проглоти! (Дает Хозу порошки в облатках.)

Хоз. Сколько у нас детей в колхозе – без твоего с Суенитой?

Ксения. Обожди… (Считает шепотом.) Семеро!.. Двоих схоронили – пятеро!

Хоз. А много у тебя молока в груди еще осталось?

Ксения. И старого и малого накормлю – и в резервный фонд останется!

Хоз (отдает ей бутылочку с молоком обратно) . Ступай корми всех детей своим молоком. Сколько успеешь, пока себя всю иссосешь.

Ксения (радуясь и удивляясь) . А верно, дедушка Хоз! Чего я себя, дура, берегла, только мучилась!

Хоз. А мужчинам и женщинам дай из аптеки по одной химической облатке. Пусть съедят их. Скажи, я велел, я тоже ими кормлюсь – второй век живу. Колхозники умные, они наедятся.

Ксения. О, они умные, они терпеливые, дедушка Хоз! Им чуть-чуть дай только, у них сразу сердце болеть перестанет!

Хоз. Накорми их, Ксения, из груди своей и из аптеки.

Ксения. Иду, дедушка… (Уходит.)

Хоз (глотает облатки и пережевывает их) . Хорошо. Питательно!

Пауза.

(Один.) Буду жить на свете, как сторож Берданщик, – стеречь случайности и фонды!

Незаметно, неслышно входит смеющаяся Суенита. Углубленный Хоз не видит ее.

Суенита. Здравствуй, дедушка Хоз!

Хоз. Суенита!.. Ты вернулась к нам. Убедительная моя!.. А где мелкий ребенок?

Суенита. У нас в колхозе. Сейчас я его Фимке Кощункиной понянчить отдала, больше меня никто не видел. И Ксюшкин мальчик тоже цел – я обоих принесла, они живы!.. Сделай мне доклад о положении хозяйства!

Хоз. Обожди ты с этими бесчеловечными делами: хозяйство, доклад, положение! (Открывает окно в колхоз: тихо, ничего не слышно, стоит светлое позднее утро.) Тихо стало, народ наедается… Дай я тебя поцелую по старости лет!

Суенита. Ну ладно, поцелуй – я не засохну.

Хоз целует Суениту в лоб.

Хоз. Вечная моя! Как давно я искал тебя – сто лет.

Суенита. Я тогда на свете не была – напрасно искал.

Хоз. Я рождения твоего ожидал.

Суенита. Поздно явился – я уж сама рожаю.

Хоз. Я народ здесь кормлю. Мое руководство работает хорошо.

Суенита. Мы проверим.

Хоз. А хлеб наш колхозный и овцы где? Ты отняла их у классового врага?

Суенита. Мы догнали наш парусник на аэроплане. Потом его повернул к Астрахани катер ГПУ и взял на буксир.

Хоз. Ашурков где, я спрашиваю!

Суенита. Когда морское ГПУ начало гнаться за ними, они спустили в море половину нашего хлеба, сорок овец потопили – остальные целы, и избушку нашу бросили – она поплыла-поплыла… А ребятишки наши, мой и Ксюшин, в трюме лежали, их сам Ашурков нянчил и плакал по ним, когда его арестовали…

Хоз. Приличный человек!

Суенита. Да. Он меня любил когда-то в девушках, до ликвидации классов…

Хоз. Где хлеб и овцы наши, я тебя спрашиваю!

Суенита. Их Ашурков на нашем паруснике домой к нам из Астрахани везет.

Хоз. Какой Ашурков?

Суенита. Бантик бывший. Он по ветру едет, скоро мы парус на море увидим. С ним агент ГПУ плывет, до нас провожает.

Пауза.

Хоз. Ничто неясно… Откуда же ты явилась?

Суенита. Из Астрахани же, старый человек! Мы с Антошкой и с детьми на аэроплане до совхоза долетели, а оттуда пешие прошли. Понимаешь ты? А Федьку Ашуркова я велела ГПУ простить и дать мне на воспитание, я из него колхозника-ударника сделаю, он годится лучше наших, я знаю! Он кроткий будет!

Хоз. Значит, это и есть классовая борьба! Ну что ж – пускай вращаются пустяки!

Суенита. А ты думал, это одно убийство!

Хоз. Хорошо. Классовый враг нам тоже необходим: превратим его в друга, а друга во врага – лишь бы игра не кончилась. А есть чего мы будем, пока Ашурков твой с добром приплывет?

Суенита. Химию, старичок! Ты игры не понимаешь!

Вбегает Ксенияи обнимает Суениту.

Ксюша, мы опять с тобой две матери!

Ксения. Опять, Сунечка моя!

Суенита. Дедушка Хоз, пошли ко мне Фильку Вершкова. Я его арестую.