Троцкий.Не отказываюсь ни от одного слова! Со Сталиным против Бухарина? Да! С Бухариным против Сталина? Никогда!
Бухарин.Это не мне, а вам, Иосиф Виссарионович, надо задуматься, почему с вами готов был идти рука об руку такой ваш враг, как Троцкий. Человек, для которого народ и революция всегда были только материалом для сооружения памятника себе, а разговоры о ленинизме без какого-либо понимания его духа, буквы и сути — прикрытием вожделенных планов. В политике вы антиподы, но в презрении к людям, к массам вы вполне можете соревноваться друг с другом.
Ленин.Николай Иванович, а почему, когда читалось по делегациям мое письмо к съезду, вас тоже не взволновала та «решающая мелочь», о которой я кричал партии?
Бухарин.Тогда я этого не понял. А когда понял, что сам стал картой в чужой игре, было слишком поздно.
Сталин.И партия ни тебя, ни Рыкова, ни Томского не поддержала.
Бухарин.Она до последнего момента ничего не знала. Мы ведь с вами все в единство играли. Мы не обратились к партии — это наша главная вина. Мы стали жертвами аппаратной закулисной борьбы, в которой равного вам, товарищ Сталин, нет.
Ленин.Николай Иванович, не сводите все к этому. Это было бы слишком просто. Когда в письме к съезду я назвал Сталина одним из самых выдающихся деятелей нашего ЦК, я и сейчас думаю, что не ошибался. Не сбрасывайте со счетов его незаурядные, выдающиеся организаторские и политические способности.
Бухарин.И нашу способность к компромиссам, жертвой которых мы стали. По ночам я иногда думал, а имеем ли мы право промолчать? Ведь речь идет о судьбе страны. Не есть ли наше молчание просто трусость? И не становится ли тогда наша буза, вся наша борьба со Сталиным просто онанизмом? И все-таки мы промолчали, ко всем своим прегрешениям я добавил еще одно, может быть, самое тяжелое. Мы сами себя загнали в угол. Испугались нарушить те каноны единства, в создании которых участвовали.
Сталин.Мне опять не нравится характер того, что происходит на сцене. У нас, между прочим, в спектакле еще Зимний дворец не взят.
Бухарин.А чего ты испугался?
Сталин.Я чувствую, куда дело идет. Такие вопросы не театрами решаются.
Дзержинский.Но и театрами вводятся в круг обсуждения! Поставить точный диагноз, чтобы верно лечить болезнь, можно только всем миром. И эти три часа — наш вклад в работу консилиума, не более того. Продолжайте, Николай Иванович.
Бухарин.Но все-таки, наверное, мы с Рыковым и Томским чего-то недоучли, недооценили. Партия нас не поддержала. Мы капитулировали. Настроения в пользу методов военного коммунизма оказались сильнее. Мало кто понимал, насколько эти настроения противоречат их же коренным интересам. Конечно, положить маузер на стол и сказать безоружному мужику: «Отдавай все, что у тебя есть», — гораздо легче, чем наладить гибкие цены, разумные налоги, хорошую агрономию. К 37-му поняли, но было уже поздно.
Крупская.Да сделать уже было ничего нельзя. Только попросить за кого-то…
Ленин.Ты пыталась?
Перемена света.
Крупская.Иосиф Виссарионович…
Сталин.Слушаю вас, Надежда Константиновна. Как самочувствие? Мне сказали, что вас тут обидели, не дали слова на городской конференции. Вы, пожалуйста, не церемоньтесь, звоните сразу. Мы не потерпим такого отношения к нашим старикам.
Крупская.Я опять хочу просить вас.
Сталин.Вы о чем? О статье Поспелова по поводу ваших воспоминаний? Я думаю, вам лучше снестись с самим товарищем Поспеловым.
Крупская.Я не об этом. Он меня высек в «Правде», что и как я должна вспоминать об Ильиче, ну и пусть, ему ведь виднее. Пусть на его совести это останется.
Сталин.У знаю авторское самолюбие, сам страдаю тем же.
Крупская.Иосиф Виссарионович, Платтена взяли. Он ведь Ильичу жизнь спас, помните, 1 января 18-го, когда первый раз в него стреляли… Шотмана взяли, Рахью взяли, Горбунова взяли… Я только о тех, кто совсем рядом с Ильичем был, кого мы очень хорошо знали… А теперь вот Емельянова тоже к расстрелу приговорили…
Сталин.С этими вопросами, Надежда Константиновна, надо обращаться не ко мне. Я не решаю эти вопросы.
Крупская.Подождите, товарищ Сталин! Я умоляю вас! Емельянов прятал Ильича в Разливе, я за него, как за себя, ручаюсь! Возьмите лучше меня! Он Ильича любил… он жизнь ему спас! Что же дети его скажут?!
Читать дальше