Ленин.Браво, Роза! (Мартову, спокойно, даже дружелюбно.) Ты писал как-то о пятилетием терроре, который нас ждет. А я тебе скажу, если мы не наладим правильных отношений рабочего с крестьянством, не пять, а двадцать — сорок лет контрреволюции и террора обеспечены! Если мы не вовлечем народ в управление государством, останемся властью для народа, а не самого народа, отдадим страну на откуп бюрократии, политику подменим политиканством, если будем как черт от ладана бежать от демократии, если класс будет подменен партией, партия — аппаратом, а аппарат будет смотреть в рот вождю и оригинальное, отличное от вождя мнение будет преследоваться как государственное преступление, если бурлящая жизнь будет убита страхом и заменена казармой, мы столкнемся с самым страшным вопросом: «зачем?». Это реальная и грозная опасность, такая возможность есть — Роза права! — но этот результат абсолютно не обязателен, он не запрограммирован! Я в этом убежден! Каждый человек, кто умеет читать и мыслить, я надеюсь, разберется, где программа Октября, а где ее искажение и дискредитация. Я совершенно согласен с Розой: опасность в том, чтобы не возвести необходимость в добродетель. (Мартов и Плеханов молчат.) Ну, хорошо, давайте вернемся в 24 октября. Да, все кипит, наша роль, уверяю вас, вторична, события ведут партию, а не партия события. Народ все равно выступит, выступит без нас — и тогда торжество анархии и стихии обеспечено. Или мы возглавим движение, облагородим его, внесем сознание. Кровавая диктатура Корнилова — или пролетарская революция, социалистическая демократия. Что делать?
Плеханов.Сейчас надо, конечно, стихию гасить… Гасить всеми средствами. Не дай бог вам спровоцировать нового Корнилова! Пусть буржуазная революция устоится, ее демократическое развитие в конце концов поставит на очередь дня революцию социалистическую, а пока…
Ленин.Вот именно — что пока?
Плеханов.Медленно, постепенно, шаг за шагом…
Ленин (весело). Медленным шагом, робким зигзагом? Давно еще, в ссылке, был у нас свой поэт… мой ближайший друг… прекрасным революционером был в молодости… Какой удивительный товарищ… какой чистый человек… какая умница… Как его нам потом не хватало… А чувство юмора! Наслушался он разговоров об этом — медленно, постепенно, шаг за шагом — и сочинил блистательную пародию… (Запевает.)
Грозные тучи нависли над нами.
Темные силы в загривок нас бьют…
(Мартову.) Подхватывай!
Мартов (смеется, Плеханову). Это я сочинил… (Подхватывает песню.)
Рабские спины покрыты рубцами.
Хлещет неистово варварский кнут…
Большевики — Свердлов, Бухарин, Сталин, Орджоникидзе, Троцкий, Зиновьев, Дзержинский, Каменев, Крупскаявесело присоединяются к поющим, и звучит песня, напоминая им юность, то время, когда все они были вместе.
Но потираючи грешное тело,
Мысля конкретно, посмотрим на дело:
«Кнут ведь истреплется, — скажем народу,—
Лет через сто ты получишь свободу».
Медленным шагом, робким зигзагом
Тише вперед рабочий народ!
В нашей борьбе самодержца короны
Мы не коснемся мятежной рукой.
Кровью народов залитые троны
Рухнут когда-нибудь сами собой!
Высшей политикой нас не прельстите
Вы, демагоги трудящихся масс,
О коммунизмах своих не твердите,
Веруем в мощь вспомогательных касс!
Если возможно, то осторожно
Шествуй вперед рабочий народ!
Бухарин.Качать автора!
Общее веселье.
Ленин (Мартову). Вот тебе ирония истории: кто думал, что ты сочинил пародию на самого себя… (Подсаживается к Мартову.) Мы с тобой умирали почти одновременно. Когда мне попалась на глаза заметка о твоей болезни… поверь… нам очень тебя не хватало. Ладно, оставим это… (Поднимается, Плеханову и Мартову.) Так что же делать, господа, называющие себя товарищами? Что делать 24 октября? Кризис, тупик, какого не было. И с каждым днем все хуже. Так может ли народ, попавший в столь отчаянное, столь безвыходное положение… имеет ли он право броситься в борьбу и вырваться на свободу, даже если имеется только один шанс из ста? И даже если он тем самым нарушит общепринятый порядок вещей? Ответьте, господин Плеханов!
Плеханов.Почему вы меня так не любите, Ленин?
Ленин (после молчания). Никого в своей жизни я так не любил, так не боготворил, как вас… Ослепленный своей влюбленностью, я держал себя, в сущности, как раб, а быть рабом — недостойная вещь… Я долго приказывал себе не видеть… грубости… желания властвовать неограниченно… неискренности… Шахматных ходов… А что осталось от любви?.. Мы все-таки сделали то, чему вы нас учили…
Читать дальше