Борис Штейман - Пьесы

Т е м к и н. Во-первых, я никуда не подевался, а стою и жду, когда вы наконец закончите воду в ступе толочь! Во-вторых, я не диверсант, в отличие от некоторых! А в-третьих, мне все надоело и я ухожу! Разбирайтесь сами! Можете сами прыгать, так даже проще будет. Сами себе махнете, и сами же срежете себе хоть все пуговицы!

Н о с о п ы т и н. Ну какие мы все обидчивые. А на обиженных знаете, что возят? Воду! Вот все ругаем без устали прошлые времена. КГБ, КПСС! А какие бренды! Миллиарды стоят! А взять, к примеру, ДОСААФ. Вот вы, обидчивый сударь мой, сколько прыжков сделали в те годы? И все, прошу заметить, как говорят в народе, за бесплатно. А сейчас? За вшивенький прыжочек месячную зарплату вынь да положь! А тут ведь еще и заплатят недурно. Так? Так! Вы, простите за нескромный вопрос, кем трудиться изволите?

Т е м к и н. На телефонном узле… Да не все ли равно, где?

Н о с о п ы т и н. Знаем, знаем, а хотели бы ходить в смену, два дня поработали, а два делаем, что душа пожелает! А начальница строит козни? Так? Так! Так вот это, уважаемый господин инженер, пара пустяков! Будете ходить в смену и прыгать будете, когда в голову взбредет!

С т е н и ч. А за это надо будет только малюсенький такой пустячок, даже и говорить-то не о чем! Ну, отзвонишь когда-нибудь, если где-нибудь что-нибудь. Делов-то куча!

Н о с о п ы т и н. Ну это уже слишком! Только отвлекся! Какая бесцеремонность! Возвращайте немедленно задаток, господин Нестеров!

С т е н и ч. Это же шутка! Неужели неясно? Какой вы право, однако. И не называйте меня Нестеровым, я же просил, а то в умах возникает сущая неразбериха. Я вам привел лучшего дублера, и опыт никоим образом не срывается. Михаил, ты готов?

Т е м к и н ( поправляя лямки парашюта ). Ладно, уговорили.

Тихо звучит песня: «Товарищ, товарищ! В труде и в бою храним беззаветно отчизну свою…»

Больничная палата. Около кровати стоит Стенич. Рядом с ним Мим. Он в черном трико, белых тапочках и перчатках, с набеленным лицом. Мимикой и жестами он сопровождает монолог Стенича. Вокруг кровати белый меловой круг. Призрачный свет.

С т е н и ч. Аська не зря тогда про слона… Фу, даже пот прошиб! Главное не потерять нить, ведь слонов же было два. Первый — маленький, слон-кроха, из слоновой кости. Ирония судьбы или просто судьба иронии? Сантиметра два длины, хобот свернут калачиком, морщинистая кожа, уверенный, замкнутый, самодостаточный, он стоит на коричневом подлокотнике большой деревянной скамейки, отполированной до блеска сотнями посетителей. Я сижу в приемной глазной больницы. Бояться нечего. Не первый раз. Но все равно тоска ожидания. Вот бабушка и достала слоника. Вот уж кто никогда и ничего не боится. Сейчас он лежит в небольшой опять-таки коричневой коробочке в письменном столе вместе со значком-ромбом. Слоник не изменился, он по-прежнему молчаливо сосредоточен. Изменился я. Подхожу к зеркалу. Любовно рассматриваю свою физиономию. Уж в чем-чем, а в самодовольстве мне не откажешь. Вот и волос-то почти нет, да и рожа уже не второй и даже не третьей свежести. А все равно хорош, черт эдакий! Закуриваю с ухмылочкой папироску «Байкал» и пускаю в потолок кольцо… А вот это, пожалуй, что и перебор! Каждая собака во дворе знает, что я уже лет эдак как двадцать бросил курить. Ну что ж, немного занесло, с кем не бывает… Второй слон появляется раз в год, он сделан из плотного двойного картона, покрыт серебристой краской, на спине у него небольшая бордовая попонка, и такого же цвета плоский шар он поддерживает изогнутым вверх хоботом, в отличие от костяного. Да, самое главное, у него на спине имеется небольшая петелька, за которую его вешают на новогоднюю елку. Я слышу, как лает моська. Подхожу к окну. Мимо ведут этих бедолаг. Картонный все время пытается шутить. Он моложе костяного, хотя изрядно помят жизнью. А костяной, эдакий невозмутимый Жан Габен, всем своим видом показывает, что спрятать за шуткой свой страх или даже панический ужас ниже его достоинства. Лучше выпить пару стаканчиков перно, мир вокруг чуть тронется, пританцовывая, в сигаретном дыму, мысли начнут приятно путаться, потом мир двинется куда-то вбок и вверх, а он безобразно упадет на пол. Но он — маленький крепыш и только набьет себе шишку…

Появляются Дореев, Каминский и Барков. Они встают вне круга.

К а м и н с к и й. Слоники! Придумают тоже! А у меня, например, в детстве был хомяк. С утра до вечера ел и гадил, ел и гадил. Ну и что с того? Я вас спрашиваю: что с того?