Исидор Шток - Драмы

Г а н я. Тише, отца разбудишь. Я пришел, он уже спит…

В а л я (обиделась) . Пожалуйста. (Идет к дому, размахивая ключиком, от машины.) Воображала!

Г а н я. Ну, чего тебе?

В а л я. Ничего.

Г а н я. Ты ведь звала.

В а л я. Я сегодня с папой в Химки ездила. Опять полтора километра сама машину вела — папа учил. Это совсем не трудно. Хочешь, покажу? Можно в один день научиться.

Г а н я. Рассказала отцу, чего сегодня в школе случилось?

В а л я. Вот еще. У него тренировочный полет. Расстраивать человека из-за пустяков!

Г а н я. Все равно придется рассказать.

В а л я. Не придется. Он только через сутки домой вернется, а потом отдыхать будет, а потом все и забудет. А какое мороженое вкусное в Химках, с холодной вишней… Вот скоро поедем с тобой одни, без папы, за город, я тебя учить править буду. Ладно?

Г а н я. Не ладно. Уезжаю я.

В а л я. Куда?

Г а н я. Отсюда не видно.

В а л я. Врешь ты!

Г а н я. Тогда узнаешь.

В а л я. Надолго?

Г а н я. Может, на год, может, на два.

В а л я. А я?

Г а н я. Что ты? Я тебе писать буду.

В а л я. Куда же ты поедешь?

Г а н я. Всякие есть места… Сейчас сидел за столом, думал… А лампу газетой закрыл, чтобы на отца свет не ложился… А форточка открыта. И ветер газету раздувает так, раздувает. А я прямо за столом и заснул. И спал я только одну минуту… И сразу будто я в лодке, а газета парус, и лодка едет, едет по всему дому, сквозь станы, прямо по квартирам, по коридорам, по лестницам… И все спят. А я один плыву… И меня зовут: «Эй, на «Гремящем»! Ганя! Семушкин!.. Выйди на минутку!». Я просыпаюсь… Отец дремлет… А ты меня через форточку зовешь… Правда, наш дом похож сейчас на корабль в море ночью, а?

В а л я. Ты серьезно едешь?

Г а н я. Серьезно. Ты видела море? Не в кино, а на самом деле?

В а л я. Видела, в Ялте.

Г а н я. Какое оно?

В а л я. Оно такое… Оно похоже на траву, если трава далеко и ее много… А иногда на туман. Ты серьезно едешь?

Г а н я. А что мне делать?! Ведь журнал-то сегодня в снеготаялку бросил я.

В а л я. Ты?

Г а н я. А Яшка узнал… рассказал директору, и отцу моему сказал, и меня завтра из школы выгонят — они уже все решили. А родители со всего дома на меня заявления пишут, что я их детей гублю. Я сегодня Ясика чуть не погубил в речке. А тут еще Каракаш, такой лохматый, бегает, сын Лидии Васильевны, бить меня хочет за мамашу. У нее сегодня из-за нас сердечный припадок был.

В а л я. Что же делать, Ганя? Надо отряд собрать, товарищей…

Г а н я. Товарищи меня защищать не будут. Я для них первый дезорганизатор, весь наш класс разложил…

В а л я. Надо папе сказать. Он сам к директору пойдет, к отцу твоему…

Г а н я. Улетит он сегодня. А завтра меня выгонят.

В а л я. Ну и пусть нас выгоняют вместе. Я без тебя не останусь!

Г а н я. Глупости! Мальчишество! Ты должна остаться, нагнать, что пропустила, в отряде проявить себя.. А после школы к моему старику забегай, покорми его, а я вам часто писать буду, деньги посылать. Ну, чего ты плачешь, глупая… Я уж все обдумал, ведь другого выхода нет.

В а л я. Ганя, тебе не холодно? Пойди пальто надень.

Г а н я. Нет, пусть старик спит.

В а л я. Ты к маме поедешь? Скажи правду.

Г а н я. Нет. Она далеко.

В а л я. Какая она? Высокая?

Г а н я. Средняя.

В а л я. Ты никогда о ней не говорил. У вас дома даже ее карточки нет. Она полная?

Г а н я. Нет.

В а л я. На тебя похожая?

Г а н я. Да что ты пристала!

В а л я. Нехорошая она. Бросила вас одних…

Г а н я. Врешь, она хорошая! Приезжал один человек, от нее привет привез. Молодец, сказал, у вас мамаша. Она у нас первая красавица, быстрая такая, деловитая… Она уж пятый год на севере живет. Начальником всех столовых была, от складов ключи имела, факторией заведовала, у местного населения меха скупала, а взамен керосин давала, ружья, патроны, всякие консервы…

В а л я. А почему она с вами не живет?

Г а н я. Разошлась она с нами. А пишет она красиво, ровно так. Почти каждый день пишет. К себе зовет, тоскует по мне…

В а л я. А деньги она вам посылает?

Г а н я. Зачем? Нам не надо — свои есть. Ведь она не знает, что отец болен, — я не пишу. У нас «все в порядке» — вот и весь разговор. «Я здесь учусь, приехать к тебе не могу, папа работает, здоров…»

В а л я. Как здоров? Ведь он же болен сейчас…

Г а н я. А зачем ей знать? Как бросила нас, уехала, отец здоровый был… Мы сюда перебрались, тут его и разбило. Он просил не писать. Я и не пишу. Я отца не брошу. Вылечу его, Валька, вот увидишь, вылечу, кончу школу, и поедем мы с ним путешествовать. По всем краям охотиться будем, убьем медведя — в факторию принесем. Вот вам шкура, давайте нам две тысячи патронов! Пожалуйста, говорит. И нас не узнала — мы такие загорелые, бородатые. А мы улыбнулись только и пошли. И ей не открылись… Пойду на отца посмотрю.