СЦЕНА
Снова квартира контр-адмирала Чемезова. Луч от фонаря на улице освещает влюбленных.
Т а т а (тихонько гладит по волосам Сергея) . Серенький… Серенький… Уже без двадцати одиннадцать.
С е р г е й. Уже?
Т а т а. Без девятнадцати.
С е р г е й (сделав над собой усилие, вскакивает, привычно поправляет гюйс, надевает бескозырку. Козыряет) . Будь!
Т а т а. И это все?
С е р г е й. Нет, не все, не все… Нет, это не все!
Т а т а. Когда мы увидимся?
Весь разговор идет в очень быстром, почти бешеном темпе и тихо.
С е р г е й. Не знаю. Скоро. Когда опять получу увольнительную. Ты ведь на неделю сюда? Я позвоню. Напишу. Если сам не смогу, пришлю с письмом Валерку.
Т а т а. А мне что прикажешь делать целую неделю? Стоять у окна, смотреть…
С е р г е й. Ты жена матроса.
Т а т а. Я мучаю тебя, прости, но я ведь так не могу…
С е р г е й. Я тоже не могу. Однако же могу.
Т а т а. Иди скорей. Ну подожди еще, ну тридцать секунд, ты нагонишь их по дороге. На улицах никого нет, ты побежишь. Ты не разлюбил меня?
С е р г е й. Нет, я не разлюбил тебя. Я люблю тебя.
Т а т а. Какие красивые слова. Миллионы раз — какое! — миллиарды, биллионы, триллионы, октавиарды раз люди произносили их, а все же они всегда как новые и всегда как музыка и лучше музыки… Как я хотела, чтоб ты мне когда-нибудь сказал это. А ты не говорил. Уезжал — и не говорил. Письма писал — и не говорил. Встретил — и не говорил. Целовал — и не говорил. Милый… Тоже не новое слово… Но все-таки нет лучше… Милый…
С е р г е й. Филолог! Скажи, это все филологи выдумали? Их либе дих. Же ву зем. Ай лав ю. Филологи?
Т а т а. Это больше относится к лингвистам. Но филологи тоже в этом участвовали. Филологи — они ведь тоже люди. Мы какую-то чепуху говорим. А тебе надо идти. Иди же, милый, беги изо всех сил. Иди, я закрою глаза, а когда открою, тебя не будет. (Закрывает глаза.) Я считаю до пяти. Раз, два, три, четыре…
Сергей в бушлате и бескозырке бежит к двери, открывает ее. Захлопывает дверь и снова возвращается.
Пять!
Тата открывает глаза. Сергей перед ней.
Ты!
С е р г е й. Почему ты так хочешь, чтоб я ушел от тебя? Я надоел тебе? Ты уже не любишь больше?
Т а т а. Сергей, ну, Сергей… (Повисает на нем.) Именно потому, что люблю…
С е р г е й. Я обманул тебя. Мне нужно не в двадцать три, а в ноль часов быть.
Т а т а. Ты говоришь правду?
С е р г е й. Да-да-да. Есть поступки, которые человек совершить не в силах. Я свободен еще час. Целый час.
Т а т а. Покажи увольнительную.
С е р г е й. Ты не веришь?
Т а т а. Нет, я верю… Но зачем же тогда?..
С е р г е й. Разве я сказал, что в двадцать три? Это нарочно, чтоб не торопиться. Чтоб в резерве было время. Чтоб я мог медленно шагать по Якорной площади, под дождиком, и думать о тебе. Кроме того, я не хотел быть тебе в тягость.
Т а т а. И ты хотел украсть у меня целый час? Шестьдесят минут! Три тысячи шестьсот секунд! Это же целое богатство!
С е р г е й. Да, это богатство, когда мы вместе, и три тысячи шестьсот вздохов, когда тебя нет. Говорят, за все на свете надо платить. За горе и за радость быть вместе. Даже если бы это продолжалось всего шестьдесят минут. Если бы за каждую минуту, проведенную вместе, мне пришлось платить годом горя, я бы заплатил.
Т а т а. За шестьдесят минут шестьдесят лет горя? Много!
С е р г е й. Не знаю. Нет, это не много. Другие платили за это жизнью. Ведь так, как мы любим друг друга, никто никогда не любил, а? Ты тоже так думаешь?
Т а т а. Я не знаю. Какое мне дело до них! Просто больше нельзя, нельзя. И никому нет дела до нас. Нам до них и им до нас… К черту этот бушлат. Еще шестьдесят минут наши. Нет, меньше, сорок. Ведь тебе нужно дойти, а уже двадцать три.
С е р г е й (смотрит в окно) . Двадцать три!
Т а т а. Почему ты так сказал? Может быть…
С е р г е й. Что — может быть? Ничего не может быть, когда ты со мной, ты здесь, и я здесь…
Т а т а. Я поставлю чай. Ах да, у нас нет чая. Ну, мы будем пить кипяток.
С е р г е й. Просто воду. Холодную. Чистую. Не уходи. Вот тут, в цветах есть.
Т а т а. Не смей. Грязная.
С е р г е й. От цветов-то! (Пьет воду из бокала, в котором цветы.) За твое здоровье! За наше здоровье! За здоровье Валерки! За здоровье твоего отца! Какое это странное чувство, когда впереди есть еще сорок минут.
Т а т а. Уже тридцать, Серенький.
С е р г е й. Тридцать минут. О чем мы будем говорить с тобой тридцать минут? Мы будем сидеть рядом, вот так, будто мы один человек… Татьяносергей. Только не будем говорить о твоем университете и о моей лодке.
Читать дальше