П о ж а р о в (очень зло) . Когда вам надо, когда ваши личные интересы, вы сразу время находите, — к директору, к начальнику цеха! «Вы его допустите до работы! Я вам за него ручаюсь! Это в последний раз!»
А л е к с а н д р а. О ком это?
П о ж а р о в. Сама знаешь о ком. Он еще себя покажет!
А л е к с а н д р а. Еще что?
П о ж а р о в. Там у проходной тетя Нюша дожидается. Говорит, ты должна похлопотать за ее племянника, он из лагерей приехал, пять лет за злостное хулиганство получил, за дебоши и за драки. Ты его прописать в Москве на ее площади должна.
А л е к с а н д р а (угрюмо) . Никому я ничего не должна.
П о ж а р о в. За какие это услуги ты за Нюшкиного племянника хлопотать будешь? Что, она тебе подарок сделала? Или приютила?
А л е к с а н д р а (вспыхнула) . Пошел ты к ядреной матери! Не желаю я твоих глупостей слышать.
П о ж а р о в. А я не желаю твоим доверенным лицом быть! Вышла из моего доверия, Александра Васнецова! Живи как хочешь, хлопочи за кого хочешь, а меня оставь! Оставь в покое! Царь-баба!
А л е к с а н д р а (грубо, резко) . Ну и черт с тобой.
Гудок. Кончается рабочий день.
Снова у Васнецовых. Горит торшер. В уголке на диване пригорюнилась Ш у р а. Она смотрит на часы, на дверь, вздыхает… Никого.
Ш у р а (как заклинание) . Что же ты не идешь, что же ты не идешь, что же ты не идешь…
Слышно, как тикают ходики на стене. Все громче и громче… И вдруг распахивается дверь, входит, почти вбегает И г о р ь. Он прямо после работы, не переодевшись, не умывшись — сюда. Шура смотрит на него, будто не веря сама себе. Бросается к нему.
(Едва слышно.) Ты? Ты? Я так ждала тебя, Игорь… Я так тебя люблю.
И г о р ь (прижимается к ней) . Я… Я… Я…
Темнота и близкий женский хор поет: «Богородица, дева, радуйся!» В церкви «Всех скорбящих радость» на Большой Ордынке идет вечернее богослужение. Мерцают огоньки свечей, ликует женский хор. На коленях перед амвоном — т е т я Н ю ш а. Жарко она молится.
Т е т я Н ю ш а. Богородица, пресвятая дева, услышь… Спаси племянника моего непутевого, пьяницу, вора, дурака, раба божьего Сережку… Из лагерей освободили его, проклятого. Пропиши его, устрой на работу, сделай так, чтоб взялся за ум, перестал пить, безобразничать, стал человеком… Сделай так, чтоб мой дом не сносили и осталась бы я пока жива в нем. И чтоб пенсию мне прибавили, и чтоб не смели они меня уплотнять… Мать пресвятая заступница, услышь меня, помоги мне и племяннику моему в день успенья твоего…
И хор поет: «Богородица, дева радуйся…»
Темнота.
Снова комната. Ш у р а и И г о р ь. Полутьма. За окном уже вечер. Она лежит на диване. Он стоит у открытой балконной двери и курит, стараясь, чтоб дым вылетал на улицу.
Ш у р а. Игорь!
Он не отвечает.
Веселов!
И г о р ь (как на перекличке) . Я!
Ш у р а. Иди ко мне, «я»! Нет, лучше я к тебе подойду. Нет, лучше мы одновременно двинемся друг к другу навстречу, я из пункта А, ты из пункта Б. Через какое время мы встретимся?
Идут навстречу друг другу.
И г о р ь. А вчера, когда я хотел…
Ш у р а. Вчера было два года назад. Как мне радостно, как я счастлива, как во мне все поет… Я даже не думала, что счастье — оно такое счастливое. Теперь мне не страшно, потому что я знаю, что страха нет, есть только счастье. Где мои очки? Вот они. Дай, я тебя разгляжу как следует. Ты знаешь, будто у меня два «ты». Один вот около меня, здесь, на диване. А другой внутри, во мне, часть меня самой. Даже может быть, это я.
И г о р ь. Сбрить баки?
Ш у р а. Не надо.
И г о р ь. Может, бороду отрастить? И усы? Я пробовал.
Ш у р а. Как получается?
И г о р ь. Как в кино.
Ш у р а. Часто смотришь на себя в зеркало?
И г о р ь. По утрам. Когда бреюсь.
Ш у р а. Рано встаешь?
И г о р ь. В полседьмого.
Ш у р а. А мама в шесть. Я позднее всех. В восьмом часу. Ты меня любишь утром?
И г о р ь. Да.
Ш у р а. Ты должен сказать: «Да, я очень тебя люблю утром». Но ты не успел? А разве это не одно и то же — когда больше, когда меньше. Важно все время быть вместе, даже когда врозь. Мы теперь… скажи, Игорь, всегда будем вместе? С этого часа и до смерти? Ну что ты так на меня смотришь?
И г о р ь. Удивляешь. Второй день только и делаешь, что удивляешь. Торчит из земли небольшая такая сыроежка, еле видная. Сорвать? Да какой с нее толк? Проходишь мимо. И вдруг… Сколько в тебе всего…
Ш у р а. Чего?
И г о р ь. Боюсь сказать. Алмазов. Если бы их добывали не из земли, а из души… Сколько бы на них можно было купить всего… Хлеба, машин, квартир, домов, кораблей…
Читать дальше