Виктор Лаврентьев: Человек и глобус

Прошло несколько часов. Возле укрытия на раскладном стуле сидит Б а р м и н. Остальные, по-видимому, все разъехались.

Б а р м и н (помолчав) . Несчастье не миновало. (Пауза.) Я должен заниматься самым страшным делом. Я приготовил неотвратимую смерть сразу для миллионов людей. Без разбора. Погибнут все. Даже тот, кто, может быть, завтра заявил бы о своем появлении на свет громким торжественным криком: «Я пришел!» Но он не придет. Да и некуда ему будет приходить. В мертвой пустыне не ставят детских кроваток. (Пауза.) Мои далекие заокеанские коллеги. Все силы своего ума, таланта, все запасы знаний мы потратили на величайшее достижение, но лично я радости не испытываю. Мы приоткрыли, нет, мы распахнули еще одни двери царства власти человека над природой. Но, вырвав у нее одну тайну, мы убедились, какой уже раз, что в запасе она хранит еще более могучие, ускользающие от нас силы. Мне видится, что мы сможем по своей воле зажигать на земле солнечную плазму. Иметь покорное нам солнце. Я это предвижу, но радости не испытываю. Чем же мы теперь займемся? Ученые? И мы, и вы? Политики в мундирах вашим оружием начали угрожать нам. Защищаясь, мы сделали еще более страшное оружие. Но я верю, верю, иначе бы я этого не делал, что любому народу война не нужна. Мирный труд. Мирный отдых. Что больше надо человеку в жизни? Предоставим дипломатам и военным разговор на языке уравновешенных сил. Они должны договориться о мире, поняв, что война уничтожит планету. Война без победителя. Давайте думать о жизни. Вернемся к науке на благо человека. Слышите? (Пауза.) Услышат ли? (Пауза.) Люди! Поймите меня и не судите. (Пауза.) Кажется, я начинаю разговаривать сам с собой. Несчастье не миновало.

Шум подъехавшей машины. Стук дверки. Голос Охотина: «Проезжайте дальше». Шум удаляющейся машины. Подходит О х о т и н, останавливается.

О х о т и н. Ракитского сейчас привезут.

Б а р м и н. Не отчаивайтесь. Вас могут спасти.

О х о т и н. Кто? Ракитский? Медики, которые ничего не смыслят в лучах?

Б а р м и н. Знать лучше многих про опасность и вести себя, как…

О х о т и н. Шесть лет назад, когда мы впервые встретились, вы мне показались… А вы были только честным и откровенным. Я убедился: все ваше счастье в работе, в науке. Спасибо вам, Георгий Петрович, за все.

Б а р м и н. Но, Аким Спиридонович, зачем же вы, понимая все это, были, мягко говоря, безрассудны? Как же так?

О х о т и н. Одна сплошная, скажем, глупость. Выучка. Я отвечаю за него.

Б а р м и н. И за меня, и за других. Но для чего бежать, загораживать собой умного, опытного человека, который, вероятно, знал, на что идет? Безумие.

О х о т и н. Повторяю — выучка. Служба. Извините. Пойду к машине. Прощайте, Георгий Петрович.

Б а р м и н. Прощайте, Аким Спиридонович.

Охотин уходит. Шум приближающейся машины. Скрипнули тормоза. Медленно идет Р а к и т с к и й. Остановился.

Викентий Сергеевич, зачем вы это сделали? Почему не ушли в укрытие? Могу я знать?

Р а к и т с к и й. Видимо, на какой-то миг я потерял рассудок. Вполне извинительно для меня. Какая голгофа! Проследите, чтоб молодые люди ничего не прозевали. Извлекали максимум полезного из малополезного существования моей бренной оболочки. Впрочем, они ребята послушные, и мой голос для них что-то значит. Да. Естественный ход истории… Меня эвакуируют… Я… поехал… в самую последнюю минуту буду верить — добрых на земле больше. Больше! Победят они… (Уходит.)

З а т е м н е н и е.

Г о л о с д и к т о р а. В Совете Министров СССР. В Советском Союзе усилиями советских ученых и инженеров успешно завершены работы по проектированию и строительству первой промышленной электростанции на атомной энергии полезной мощностью пять тысяч киловатт. Двадцать седьмого июня 1954 года атомная электростанция была пущена в эксплуатацию и дала ток. Впервые промышленная турбина работает не за счет сжигания угля или других видов топлива, а за счет атомной энергии — расщепления ядра атома урана. Сделан реальный шаг в деле мирного использования атомной энергии.

Уголок Георгиевского зала в Большом Кремлевском дворце. Среди делегатов XXI съезда партии медленно идут Гришанков и Бармин. Оба сильно постарели. Бармин идет, опираясь правой рукой на трость. На черном пиджаке три Звезды Героя Социалистического Труда. Остановились возле колонны.

Г р и ш а н к о в. Кончается ваша жизнь затворника.

Б а р м и н. Знакомых мало. А те, которые знают меня, — увидят и как-то теряются.