Лев Шейнин - Пьесы

С е р е б р я к о в. О, я подозревал, что вы проходите курс заочно… Учтите, господин Гарвуд у нас студенты-заочники тоже имеют право на диплом.

Г а р в у д. Отлично!.. Тогда я открою вечернюю школу для миллионеров, без отрыва от производства… (Становится серьезным.) За разум, рождающий оптимизм, друзья!.. Сейчас мы собрались здесь, на этом крохотном кусочке иностранной для вас территории. Я вижу в этом символ сосуществования и дружбы, невзирая на различие наших взглядов и систем. Я верю, что победит разум!..

С е р е б р я к о в. Тогда победят мир и дружба. Мы тоже верим в это.

А л е к с е й. За веру!..

Т а н я. За дружбу!..

Т е т я Д а ш а. За мир!..

Х у с а и н. За счастье всех людей на земле, независимо от цвета их кожи и звезд, под которыми они живут!..

Звон бокалов. Вступает оркестр.

З а н а в е с.

1958

Л е о н т ь е в С е р г е й П е т р о в и ч — полковник танковых войск.

Н а т а ш а Л е о н т ь е в а — его дочь, 17 лет.

Л а р ц е в Г р и г о р и й Е ф р е м о в и ч — полковник госбезопасности.

М а л и н и н М а к с и м К о р н е е в и ч — полковник госбезопасности.

Б а х м е т ь е в — подполковник госбезопасности.

Ф у н т и к о в — адъютант Леонтьева.

Р о м и н Г е о р г и й П а в л о в и ч — полковник, заместитель Малинина.

С е р о в — адъютант Малинина.

Э р н а Б р и н к е л ь — «немецкая коммерсантка», около 40 лет.

Г р е й в у д — полковник американской разведки.

М а к к е н з и — генерал американской разведки.

О т т о Ш т у м п е — немецкий коммерсант, владелец фирмы фруктовых вод.

И р м а В у н д — бывшая эсэсовка, под 30 лет.

Г е н р и х В у н д, (он же В и р т) — ее муж, бывший эсэсовец.

М а р ф а К р о т о в а — надзирательница в лагере для перемещенных лиц, 40 лет.

А л е в т и н а К р о т о в а — ее дочь, около 20 лет.

Э р и х Ш м е л ь ц — владелец городских булочных и пекарен.

И о г а н н В а л ь т е р — ресторатор.

К е р н — майор американской разведки.

А н н а В е л ь м у т — агент американской разведки, за 40 лет.

М е т р д о т е л ь.

Время действия — после войны.

Место действия — Берлин, Нюрнберг, Ротенбург.

Кабинет советского военного коменданта в одном из немецких городов на границе советской и американской оккупационных зон. Стрельчатые окна, выходящие на площадь. Письменный стол, кресла, диван, полевой телефон. За окнами солнечный летний полдень. При открытии занавеса на сцене полковник Л е о н т ь е в, военный комендант, и лейтенант Ф у н т и к о в.

Ф у н т и к о в. Опять, как ряженые, пришли, товарищ полковник… Прямо в цирк с этими немцами!

Л е о н т ь е в. Давай их сюда.

Ф у н т и к о в выходит из кабинета и возвращается с т р е м я н е м ц а м и, одетыми весьма неожиданно: все они в тяжелых шубах, верблюжьих башлыках и меховых сапогах. У всех довольно испуганный вид, что, впрочем, не мешает им очень дружно отчеканить: «Гутен таг, герр комендант!»

Гутен таг! Почему вы так странно одеты, господа? На улице восемнадцать градусов тепла, отцветают яблони и вишни. Уж не собрались ли вы на Северный полюс?

Немцы скорбно молчат.

Л е о н т ь е в. Ну, что же вы молчите?

Один из немцев, пожилой, тучный человек, выходит вперед, снимает башлык и отвешивает низкий поклон Леонтьеву. Это Ш т у м п е.

Ш т у м п е. Герр оберст, вы видите перед собой мирных, честных и глубоко несчастных немцев. Мы видим в вашем лице советские военные власти, к которым относимся с глубочайшим уважением и… с некоторым страхом, герр оберст, если можно быть откровенным.

Л е о н т ь е в. Разумеется.

Ш т у м п е. Четыре года назад, двадцать второго июня, когда я услышал по радио крики нашего бесценного фюрера — будь он трижды проклят, — я сказал своей покойной жене Марте: «Срочно приобретай меховые вещи. Вся эта затея кончится Сибирью, а там птицы замерзают на лету и со стуком падают на землю». И вот, как видите, Гитлер капут, герр оберст, а мы готовы, как это ни прискорбно, ехать в Сибирь…

Л е о н т ь е в. В Сибирь? Вы уверены, что там не обойдутся без вас? Или, может быть, вы не можете обойтись без Сибири?

Ш т у м п е. Нет, мы охотно обошлись бы без Сибири, господин комендант, можете мне поверить на слово… Но поскольку есть приказ…