Тамара Ким - 9 месяцев

В истерике взвилась Олечка, пытаясь объяснить классной руководительнице ситуацию:

– Она на нее прыгнула прямо со стола… потом била головой об стену… и ухо откусила… она ее хотела убить… она сама сказала, что убьет ее… но она не виновата, она не виновата… ой, мамочка, я хочу к маме… это Рита дура, она сказала, что у Инки мама – шлюха…

***

Вой сирены «скорой», всхлипывания, рыдания девочек, окрики учителей…

Для меня все слилось в одно мутное на слух и зрение пятно. Меня почти волоком притащили в кабинет директора. Открылась дверь, и вошла моя мама, самая красивая и самая одинокая мама в мире. Она молча выслушала директора. Она ни слова не произнесла, пока говорила классная руководительница. Она ничего не сказала мне, когда, схватив меня за руку, вышла из кабинета директора. И, только переступив порог школьного двора, вырвала свою руку из моей и ударила меня по лицу. После этого она говорила долго и много. И всю дорогу домой (эту самую длинную дорогу в моей жизни) она то и дело била меня по лицу, по затылку и, вообще, – куда попадет. При этом подкрепляла свои удары словами: «Не доросла еще, чтобы лезть в дела взрослых, поняла меня?», «Не твое дело, как я живу, ты поняла меня?», «Никогда не лезь в мою жизнь, поняла меня!».

А дома нас ждал отчим. Он выслушал маму, потом снял ремень и начал стегать меня. Тоже – куда попадет. При этом он методично приговаривал: «Я давно говорил, что тебя придушить мало. Значит, мама твоя – шлюха? Ты это всем хочешь доказать? Я из тебя дурь выбью!»…

В этот день я не выдавила из себя ни слова. Хотя четыре слова сплошным набатом гудели в моей голове: « Мамаяжетебязащищала !».

***

Спустя несколько дней я возвращалась со школы домой. Я шла по узкому переулку и дошла почти до его середины, когда из-за угла вывернула мать Риты и стремительно ринулась мне навстречу. Бежать назад не было смысла. Я обреченно остановилась, предчувствуя боль. Она налетела на меня вихрем, схватила за волосы и начала бить головой о стену. Когда я медленно сползла на землю, она еще некоторое время пинала меня ногой по лицу, животу (как повелось у взрослых – куда попало), а потом встала на меня обеими ногами и потопталась, словно хотела утрамбовать, сравнять меня с землей. Боли я уже не чувствовала. Очнулась уже в темноте. С трудом добрела до дома. Вышедшая навстречу мне моя мама схватила меня за шиворот и втолкнула к отчиму:

– Полюбуйся на эту свинью! Только вчера постирала ей все. Опять вывалялась где-то.

Отчим с нескрываемым удовольствием начал раcстегивать свой ремень. Но мне уже было все равно. Я уже была одна большая сплошная боль. Я уже привыкла, что никто меня никогда не слушает. Я уже привыкла, что меня надо просто бить. Я уже привыкла, что всегда во всем виновата я.

А потому его удары, свист ремня, грязная ругань не воспринимались мною ни физически, ни психически. Я только смертельно хотела спать.

***

И, только добравшись до постели, я зажмуривала глаза и шептала про себя: «Ничего, вот скоро приедет МОЯМАМА, я ей все расскажу, и она тоже заступится за меня и вообще убьет эту Ритыну мать и этого отчима – тоже. И костюм сошьет тоже. Самый лучший. Скоро она приедет. Все равно она когда-нибудь приедет. Просто ее сейчас нет дома…».

…Мама умерла давно. Инна уже сама давно была мамой. Но долгими бессонными ночами ей снилась ее мама, ее самая прекрасная, самая одинокая мама на свете. И Инна по-прежнему ждала: вот скоро, уже совсем скоро к ней приедет ее мама, и она ей расскажет, как было на самом деле в те предновогодние дни такого далекого и такого близкого 1964 года…

Инна вздрогнула от шороха. Она всматривалась в лесную чащу и пыталась понять, показалось ей или на самом деле перед ней стояла женщина, которая только что скрылась за деревьями в кустарниках. И была ли эта женщина ее матерью? Боже, что все это значит? Почему так невыносимо болят ноги? Так хочется поменять позу. Или присесть. Да, именно, присесть. Как она раньше не догадалась?! Надо перестать пытаться выбраться из этого чертового круга. Надо просто присесть и отдохнуть. А потом…

Инна резко присела и опять на долю секунды потеряла сознание. Острая боль пронзила все ее тело. Она опять не могла понять, что произошло. Колени ее не согнулись! Колени не подчинились ей. Они не хотели сгибаться. Странное чувство охватило Инну. Какое-то состояние небытия. Она хотела сесть – и не могла сесть. Как такое вообще может быть? Она опять посмотрела на ноги, и истошный вопль ужаса вырвался из ее груди: жижа поглотила ее ноги ровно по колено. Она отчетливо чувствовала под ступнями твердую землю, и тем не менее она продолжала погружаться. Вместе с землей? Колени, колени… Эта невыносимая боль в суставах. Она уже испытывала когда-то эту боль… Или… нет, это была не ее боль. От боли кричал Аркашка, ее сын. А она… О, Боже, нет! нет! нет!.. Что он думал тогда? Что хотел ей сказать? Как он жил? Как он вообще мог жить?!!..