Александр Мишарин - Серебряная свадьба

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Сжечь их! Сжечь…

Я к у н и н а (усмехается) . Нет…

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (растерянно) . Почему?

Я к у н и н а (серьезно) . Потому что вы! На самом деле… Этого не хотите!

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Я запрусь в своих комнатах! Основная аппаратура у меня!

Я к у н и н а. А хотите вы… как раз — совсем противоположного! Разве не так?

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (бормочет) . У меня в бункере — двери с тройными плитами!

Я к у н и н а (жестко) . Вы же ничего не кончили! Вы на полпути! «Хитрейший узник замка Иф»!

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Нет! Я не могу взять на себя такого греха!

Я к у н и н а. А это без вас… все само получится! Разве не так… А?

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Но ведь мы не можем ничего повторить… Ты что, не понимаешь этого?

Я к у н и н а. Я понимаю только одно, что надеяться вам больше не на кого… Кроме!

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (зло) . Всю жизнь я привык надеяться только на самого себя!

Я к у н и н а. Так это было раньше! А теперь приходится… Что поделаешь! Надеяться на других! Ведь правда? Одна жертва, другая… Ну, там… И третья!

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Кто ты такая… чтобы это говорить мне?!

Я к у н и н а. А правда, что в молодости вы запирали Глеба в ванной комнате? Чтобы он не мешал вам работать?! Ваша жена даже хотела развестись с вами из-за этого!

Старик, насупленный, молчит.

А потом он так привык, что стал сам уходить в ванную играть, даже когда мы его уже просили играть в доме!

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (быстро) . Ну и что? Ну и что?..

Я к у н и н а. А теперь черед — другого… Уже внука! Принести в жертву?

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (почти взревел) . Я?! Чтобы я… Я тебе — всю свою душу открывал. А ты… Дура! Ничего не поняв… Мне — такое!.. (Неожиданно.) А ты думаешь, он… того?! Решится? (Замахал руками.) Вместе с Гедройцем, конечно!

Я к у н и н а. Но вы же сами говорили, что опасность…

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (как ребенок) . Что ты заладила — «опасность, опасность»! Мы что, тюльпаны, что ли, разводим? Вон, посмотри на себя! О! Прелесть! Конфетка!

Я к у н и н а (прямо) . А вы меня? Его мать? Спросили?!

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (искренне) . Тебя?! Это еще зачем?!

Я к у н и н а (аж всплеснула руками, почти бормочет) . И это великий… знаменитый на весь мир! Вами гордятся народ, ученые… Легенда! Апостол Веры! Веры в человеческое Добро!

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (машет рукой, нетерпеливо) . Это все не обо мне! Все выдумали! О ком-то другом!

Я к у н и н а (кричит) . О вас! О вас!

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Ну, хорошо! Они меня — придумали! Им верить в кого-то надо! Вчера в вождей, потом — в экстрасенсов! Теперь — черед ученых. Потом — еще кого-нибудь… (Неожиданно.) Но ты, придя сюда, тоже верила?!

Я к у н и н а. Еще как! (Неожиданно, словно уткнувшись в стену.) И сейчас… еще больше!

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (оценил, задумался, неожиданно) . Зажги мне сигарету! (Кричит.) И не спорь! (Закрыв глаза, с наслаждением курит. Усмехнулся почти по-мальчишески.) И как — Он! — меня, окаянного… примет? А? (Тише.) Как?

Я к у н и н а (рядом с ним, шепотом) . Как жить-то… дальше?

Старик молчит.

Хоть вы — ответьте.

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (нахмурился) . Дурацкий вопрос! Все проще простого…

Я к у н и н а. Дурацкий?

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Одно понять человеку надо. Или он из тьмы приходит — и в тьму уйдет! Или из света приход его… И к свету! Путь! Туда…

Я к у н и н а (после паузы) . А вы решили?

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (очень просто) . А как же это решить? По каким таким данным судить? А? По нас с вами, что ли? Или по Истории? По книжкам? По жизни людской? (Тихо.) Не-е-т… Там — мрачно! Безысходность какая-то… А что-то надо делать! На что нам, убогим, мир весь этот дан? Хоть собственный, что внутри… Он же — зачем-то! Задуман?! (Резче.) Вот и лезешь в преисподнюю. Там, может, ответ? А тут под руки суются… (Чуть не плача.) Тогда — двенадцать лет назад — показательные взрывы! Вчера еще — мораторий! Сегодня — «новое мышление»… (Прикрыл глаза.) А Глебушки-то… Нет?! А?

Якунина, как старшая, почти по-матерински обняла его.

Я к у н и н а (нежно) . Димочка… Михайлович! А вы ведь среди всех нас — самый несчастный!

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (встрепенулся) . Не смейте разговаривать со мной… как с покусанным на бульваре… старым пуделем! (В сторону.) Какой я несчастный? Я — живой…