Олег Лукошин: Ленин в 17-м

Ленин: Бросьте, Алексей Максимович, пустое! Живы – уже хорошо!

Горький: Эх, было бы их хотя бы двое… Ну трое на худой конец. Я бы показал им нижегородскую удаль! Как-никак приходилось на кулачках биться. Но так их же пятеро!

Ленин: Это гопники. Определённо гопники.

Горький: Не революционеры?

Ленин: Нет-нет. По крайней мере, пока.

Крупская возвращается с компрессом из вафельного полотенца.

Крупская: Подержите, Алексей Максимович! Там лёд.

Горький: Спасибо, Надежда Константиновна! Право же, не стоит.

Крупская: Держите, держите! Кровь надо остановить.

Горький прикладывает компресс из полотенца на нос.

Ленин: Как бы то ни было, я страшно рад видеть вас, дорогой Алексей Максимович! Ваши проникновенные замечания о современности всегда вдохновляли меня.

Горький: Да какие уж замечания, Владимир Ильич!? Всё затмевает злость и депрессия.

Ленин: Да что вы! Ай-яй-яй! Нельзя терять жизненный стержень!

Горький: Стараюсь, Владимир Ильич, но тяжело. Вокруг абсурд и коррупция. Иной раз кажется, что общество наше утратило самые элементарные очертания человеколюбия. Ради чего живём, к чему стремимся – всё погребено ворохом тщетных амбиций и алчных устремлений. Как древний Диоген, взяв фонарь, хочется бродить по улицам городов и деревень и восклицать в недоумении: «Человек! Куда же ты подевался?» И самое печальное, что никакого ответа на этот вопрос ждать не приходится. Исчез человек, растворился за экранами жидкокристаллических телевизоров и бортами разноцветных автомобилей. Погряз в ежесекундной борьбе за пропитание, в битве за материальные блага. Впору писать не романы и пьесы, а короткую эпитафию человеку.

Ленин: Так уж прямо и исчез?

Горький: Ну, если не совсем, то близок к тому. Не вижу я в современных людях того задора и желания жизни, какие были раньше. Плывут люди, словно дохлые рыбины, по течению жизни и даже не сопротивляются ему. Только и осталось веры в такие светильники разума, как вы, Владимир Ильич! Хорошо, что вы есть и светом своих идей согреваете окоченевшие чресла.

Крупская вновь уходит в соседнюю комнату .

Ленин: Как вам пишется, Алексей Максимович, что в ближайшее время выйдет?

Горький: Пишется неплохо, спасибо. Когда вокруг омертвение и вакуум, только в творчестве и находишь отдушину. А вот что касается новых книг, то в ближайшее время ничего ждать не приходится.

Ленин: Что так?

Горький: Да ведь не печатают меня больше!

Ленин: Быть того не может!

Горький: Ещё как может! Не вписываюсь в рыночные требования, знаете ли.

Ленин: Вы – и не вписываетесь?

Горький: Совершенно верно. Ходил намедни с повестью «В людях» в одно крупное московское издательство. Прочитали её, отвечают отказом. Что такое, спрашиваю, в чём дело? Слишком унылая вещь, говорят. Висельная какая-то. Позитива не хватает. Почему бы вашему герою не найти хорошую работу, например, менеджером в торговой компании, завести девушку, взять кредит в банке на автомобиль, вступить в ипотеку. А он, видите ли, всё бродит по России, да нудит, нудит. Здесь не задержится, там устроиться не может. Лох, да и только! Никому, говорят, господин Горький, не интересны такие ничтожные лузеры.

Ленин: Вот ведь как!

Горький: Да и псевдоним у вас какой-то сомнительный, добавляют. «Горький…» Словно вы оскорбить кого-то хотите. Почему бы вам не придумать новый. Например…

Ленин: Сладкий?

Горький: Другой предложили, но в том же ключе… Земляникин!

Ленин: Максим Земляникин, значит?

Горький: Да. А повесть, советуют, иначе озаглавьте: «Как я преодолел трудности». «Как» – это у них сейчас ключевое слово. И переписать её по-новому рекомендуют: чтобы всё автомобилем закончилось, ипотекой…

Ленин: Что же вы сделали?

Горький: Плюнул да ушёл!

Ленин: Это правильно! Нельзя вступать в сговор с совестью… Подождите, так если вы не публикуетесь, значит имеете стеснение в средствах! Уж не бедствуете ли?

Горький: До того пока не дошло. Держусь на старых ресурсах и зарубежных изданиях. Даже помогать стараюсь. Вот недавно отправил на собственные средства гуманитарную помощь в Новороссию.

Ленин: В Новороссию! Очень интересно! Как там дела, что люди говорят?

Горький: Простым людям тяжелее всего. И с продуктами плохо, и со всем остальным. Оголтелые украинские националисты мало того, что пошли на них войной – да правда зубы сломали – обрабатывают их психологически. Называют предателями, угрожают расправой. Но при этом в людях ощущается поразительная стойкость духа. Сделав свой выбор в пользу русской идеи, русского мира, они остаются ему верны.