Олег Лукошин: Ленин в 17-м

Крупская заканчивает обработку лица Горького йодом. Тот отдаёт ей и полотенце – кровотечение прекратилось. Надежда Константиновна уносит все лекарства и принадлежности в соседнюю комнату.

Горький: Владимир Ильич, я ведь ещё по одному делу к вам пришёл.

Ленин: Да я в этом и не сомневался! Когда это вы заходили ко мне просто так, чай попить… Ну и что же за дело такое?

Горький: За интеллигенцию хочу вступиться…

Ленин: Вступиться?!… Помилуйте, Алексей Максимович, кто же её обижает? Да мы тому сразу же тёмную устроим!

Горький: Тревожные слухи ходят, напряжённые разговоры. Говоря по правде, с опаской относятся к вашим идеям учёные и творческие интеллигенты.

Ленин: Ну, с опаской – в этом ничего страшного нет. Вот я, например, тоже с опаской к дворовым собакам отношусь, хотя они безобидные создания. А опаска вашей интеллигенции, по всей видимости, берётся либо от незнания и непонимания, либо же она носит совершенно сознательный, идеологический характер. Не желают перемен ваши интеллигенты! Сытно им живётся в буржуазном болотце! Чего ещё проще – вслух возмущаться коррупцией в государстве, кривизной законов и упадком нравов, но при этом благополучно получать гонорары и подношения. Да ведь и гонорары эти с подношениями малы до безобразия, форменные подачки. Но интеллигенты и тому рады, лишь голосят на каждом углу: «Лишь бы миновала страну нашу кровь да гражданская война!»

Горький: Истинно так: лишь бы миновала страну нашу кровь!

Ленин: А вы не заметили, Алексей Максимович, сколько крови уже было пролито?! Крови совершенно безвинной. И, поверьте мне, буржуазия с радостью продолжит проливать безвинную кровь, сталкивать лбами народы и социальные слои, лишь бы удержаться у власти, лишь бы не иссяк поток хрустящих ассигнаций.

Горький: Об одном вас прошу, Владимир Ильич, не применяйте репрессии к интеллигенции!

Ленин: Алексей Максимович, оглянитесь!

Горький недоумённо вскидывает на Ленина глаза.

Ленин: Оглянитесь, оглянитесь! Не стесняйтесь!

Горький: А что там?

Ленин: Оглянитесь – и увидите!

Горький растерянно оглядывается по сторонам.

Ленин: Посмотрите внимательно, Алексей Максимович! Я как бы в подполье! О каких репрессиях вы говорите?

Горький: А-а, это… Ну да ведь это же временное явление! Уж кому как не мне знать, Владимир Ильич, что вы всё равно выйдете победителем.

Ленин: Спасибо на добром слове. Вашими бы устами да круасаны есть.

Горький: Об одном хочу вас особенно просить… Христом-богом умоляю, не расстреливайте Михалкова!

Ленин стукает себя ладонью по ноге и восклицает через смех:

– Михалкова?!… Вот ведь Горький! Не человек, а плач Ярославны!

От смеха на глазах Ленина выступают слёзы. Он достаёт из кармана брюк носовой платок и, продолжая прохаживаться по комнате, вытирает им с лица влагу.

Горький: Он талантливый режиссёр, он может пригодиться! Он фильм про вас снимет.

Ленин: Так уж и снимет! Скорее про Николая Кровавого.

Горький: И про вас снимет! Только надо ему объяснить… Показать преимущества…

Ленин: Что же это получается, Алексей Максимович! Всех расстреляем, а Михалкову лафа?

Горький, словно обидевшись, складывает руки на груди и напряжённо смотрит в сторону. Отсмеявшись и протерев насухо глаза, Ленин убирает носовой платок в карман.

Ленин: Так и быть, Алексей Максимович, не расстреляем… Но фильм должен быть в двух сериях!

Горький тяжко вздыхает.

Ленин (добродушно хлопая писателя по коленке): Алексей Максимович, вы извините мой не слишком тонкий юмор. Я же всё это любя. Просто нарадоваться не могу встрече с вами. Вот сижу, гляжу на вас и думаю: «Какой замечательный человек этот Горький! Сколько в нём силы и душевного благородства!»

Горький: И вы меня простите, Владимир Ильич! Не вовремя я со своими нелепыми просьбами…

Ленин: Ну так обняться надо! А то так и останется между нами холодок непонимания.

Ленин с Горьким поднимаются из-за стола, крепко обнимаются и три раза целуются в щёки.

Ленин: Вот это по-нашему, по-русски!

Горький: Пора мне, Владимир Ильич! А то и так вас отвлёк вас от дел неотложных. Смею заверить, что всегда останусь вашим искренним и верным другом! Моё почтение Надежде Константиновне.

Ленин: И я горжусь дружбой с вами!

Провожает Горького до дверей и помогает ему одеться. Вождь и писатель крепко пожимают друг другу руки. Горький покидает квартиру, Ленин закрывает за ним дверь.