Федор Достоевский - Отморозок Чан. Книга первая

– С какого блядь хуя?! – спросил я, обернувшись к Андрею Алексеевичу, который стоял у меня за спиной, в компании Жеки-тюремщика и еще двоих сталкеров, вооруженных автоматами.

– Это вынужденная мера. Я тебя знаю. Ты себя знаешь. Дай тебе свободу, ты съебешься на поверхность и хер тебя найдешь потом.

– Нахуя этот цирк? Когда я тебя подставлял?! Я ж слово дал, ебт! – возмутился я.

– Блядь, давай без этих сцен. Ты отличный парень, но пидр, конченый – мать родную через хуй опрокинешь, дай только повод. Так что давать тебе удобную возможность меня наебать я не стану. Короче, под конвоем дойдешь до Первомайской, там получишь снарягу и ствол. Оба тоннеля будут под присмотром пока не вернешься. На поверхности, с «Бандитских станций», тоже команды выставлю, вылезешь наружу – ебнут сразу. Короче мотивация выполнить задание у тебя теперь охуенная. Поверь, больше шансов сдохнуть если решишь съебаться, чем если отправишься на «Бандитские», как я тебя прошу. И злиться на меня не надо. Потом еще спасибо скажешь.

Я поразмышлял какое-то время. В его словах есть резон. Я действительно планировал съебаться, как только выйду отсюда. Хитрый ублюдок.

– Хуй с тобой. – наконец пожал плечами я. – Давайте тогда по-быстрому этот вопрос решим, потому что у меня дела и поважнее есть, чем гоняться за наркотическими фантазиями какого-то пиздюка и его пизданутого бати.

Мы обнялись напоследок и я, под конвоем, отправился в путь.

Мы шли по тоннелю уже давно. Меня сопровождали двое. Жека, одетый в черную прыжковую форму с черной же разгрузкой и черных высоких сапогах на шнуровке, и еще один рыжеволосый пидр, одетый точно также. При ближайшем рассмотрении я понял, что два этих рыжих уебка – братья.

Мне выдали небольшой розовый фонарь-свинку с динамо-генератором и теперь я каждые две минуты дрочил пластиковый рычаг, чтобы фонарь не потух. Уверен, такой фонарь рыжие уебки выдали мне шутки ради. Небольшая месть за то, что заебал их до кровавых слез за прошедшие годы. Эти два пидора идут по бокам от меня с охуенными фонарями-дубинками и, наверняка, улыбаются каждый раз, когда слышат жужжание заряжающегося генератора моего свино-фонаря.

– Ладно, давайте привал устроим, – оборвал мои мысли о свинаре (фонарь – свинарь – ну нихуя себе), Жека, резко остановившись и сбросив огромный черный рюкзак на шпалы.

Его брат незамедлительно последовал его примеру, и бросив точно такой же рюкзак рядом, сел на рельс, устало выдохнув. Жека сел рядом с ним, покопался в рюкзаке и достал электрическую лампу на аккумуляторе. Он поставил ее между собой и братом и включил. Вокруг них образовалось кольцо тусклого света. Затем он достал из кармана пару сигарет, передал одну брату. Они раскурили самодельные сигареты от одной спички и стали задумчиво выпускать дым, смотря себе под ноги и, казалось, полностью забыв о моем существовании.

Я какое-то время смотрел на них сверху вниз, продолжая дрочить рычаг свиньи. Бля, я не это имел в виду. Я продолжал заряжать генератор своего фонаря. Блядь, теперь даже так звучит не очень. Короче, я смотрел на них какое-то время непонимающим, и возможно даже в какой-то степени презрительным взглядом. Это продолжалось не меньше минуты. Рыжие пидоры продолжали задумчиво и пафосно курить, словно разыгрывая сцену из боевика, в которой они только что отомстили за смерть своих близких и теперь в их дальнейшей жизни нет никакой цели и смысла. Осталась только боль, которую они не могут показать зрителю, потому что они брутальные герои, а не какие-нибудь плаксивые пидоры.

Прошла еще минута. Они раскурили по следующей сигарете. Я продолжал заряжать фонарь, хотя он уже святил так ярко, что стена тоннеля начала плавиться от его смертоносного, сконцентрированного луча.

– Вы чем блядь долбоебы занимаетесь?! – наконец спросил я, скривив ебло в брезгливой гримасе.

Оба подняли на меня удивленные взгляды. Видимо реально забыли про меня. Кретины блядь.

– Вы тут решили разыграть сценку какую-то пизданутую? Святые из Бундока что ли? А ну блядь встали и пошли дальше, уебки!

Эти пидоры просто покачали головами, словно я сказал какую-то нелепую хуйню, и вернулись к театральному курению. Я смотрел на них еще секунд двадцать, и когда наконец решил переебать с ноги в рыло Жеке, который сидел ближе всего ко мне, он, словно прочитав мои мысли, нагнулся к рюкзаку, зажав тлеющий хабыч в зубах, и стал рыться в нем. Наконец он достал оттуда банку и нож, с обмотанной синим скотчем рукоятью, и бросил их мне под ноги.