Софокл - Антигона

Антистрофа I
Я вижу растущую в роде Лабдакидов,
За бедой беду в череде поколений;
Не искупит жертва сыновняя [15] Не искупит жертва сыновняя… — Такой перевод имеет в виду скорее всего гибель обоих сыновей Эдипа, наиболее близкую по времени к событиям, изображаемым в трагедии. В оригинале — более общая мысль: каждое предыдущее поколение не освобождает от бед следующее за ним. отчих бедствий, —
Сам бог в погибель дом ведет.
Рос последний в нем цветок,
600 Последний свет он лил на весь Эдипа дом.
Увы! Серп бога тьмы подземной
Срезать и его готов:
Безумье речи, — разума затменье.

Строфа II
Твою, Зевс, не осилит власть
Человечьей гордыни дерзость
И сон-чародей перед тобой бессилен,
И дней неустанный ход;
Старости чужд, вечно державен ты,
Вечно тебя Олимпа
610 Свет лучезарный нежит.
Человеку ж дан и в прошлом,
И ныне, и впредь закон:
Бди, борись — все тщетно;
В уделе Земном все под Бедой ходит.

Антистрофа II
Надежд сонм обольщает ум,
Но одним он бывает в пользу,
Другим — на беду легкообманной страсти.
Грядешь ты, не чуя зла, —
И в ярый огонь ступишь негаданно.
620 Видно, недаром предкам
Мудрость внушила слово:
Благодать во зле мы видим,
Когда ослепленный ум
В гибель бог ввергает;
Недолго нам ждать: близко Беда ходит.

Но я Гемона вижу; в гнезде он твоем
Стал единственным ныне… [16] Стал единственным ныне… — Старший сын Креонта Мегарей погиб раньше (см. 1303) при осаде Фив. У Эсхила (Сем. 474—477) он назван среди защитников Фив и предсказывается его смерть, к которой Эсхил, впрочем, больше не возвращается. Еврипид (Финик. 930—1018) выводит первенца Креонта под именем Менекея и повествует о его самопожертвовании ради спасения родного города. Как тускл его взор!
Знать, о доле невесты проведал жених;
630 Знать, не сладко с надеждой прощаться!

Узнаем вскоре сами без пророков.
Мой сын, ужель ты гневен на отца,
Про приговор решительный невесте
Узнав? Иль, что бы я ни делал, прочен
Сыновнего почтения завет?

Отец, я твой; ты путь мне указуешь
Решеньем благостным, и путь тот — мой.
Не так мне дорог брак мой, чтоб заветам
Твоим благим его я предпочел.

Ты прав, мой милый. Пред отцовской волей
640 Все остальное отступать должно.
Затем и молим мы богов о детях,
Чтоб супостатов наших отражали
И другу честь умели воздавать.
А кто и в сыне не нашел опоры —
Что скажем мы о нем? Не ясно ль всем,
Что для себя он лишь кручину создал
И смех злорадный для врагов своих?
Нет, нет, дитя! Не допусти, чтоб нега
Твой ясный разум обуяла; женской
Не покоряйся прелести, мой сын!
Кто с лиходейкой делит ложе — верь мне,
650 Морозом веет от таких объятий!
Нет горше язвы, чем негодный друг.
Отринь и ты ее, презренья полный:
Она нам — враг. Пускай во тьме подземной
Себе другого ищет жениха!
Я уличил ее уликой явной
В том, что она, одна из сонма граждан,
Ослушалась приказа моего;
Лжецом не стану я пред сонмом граждан: [17] …из сонма граждан… пред сонмом граждан… — Попытка переводчика передать перекликающиеся между собой в оригинале πόλεμς в начале 656 и πόλει — в конце следующего стиха.
Пойми меня, мой долг — ее казнить.
И пусть взывает к родственному Зевсу: [18] …к родственному Зевсу… — В оригинале Δία ξύναιμον, «покровителю кровнородственных связей».
Когда в родстве я зародиться дам
Крамоле тайной — вне родства бесспорно
660 Еще пышнее расцветет она.
Нет. Кто в кругу домашних безупречен,
Тот и гражданский долг исполнит свято;
Напротив, кто в безумном самомненье
Законы попирает, кто властям
Свою навязывает волю — мною
Такой гордец отвержен навсегда.
Кого народ начальником поставил,
Того и волю исполняй — и в малом,
И в справедливом деле, и в ином. [19] И в справедливом деле, и в ином. — Креонт требует от своих подданных повиновения и справедливому, и несправедливому приказу. Между тем, древние греки считали такого рода нерассуждающую покорность уделом раба, а не свободного человека. Ср. поговорку: Повинуйся господину в правом и в неправом, раб и «Изречения Менандра» 176: Рабом родившись, угождай хозяину.
Кто так настроен, [20] Кто так настроен… — Доу принимает конъектуру Зайдлера, предложившего перенести эти стихи после 662, — этим и в самом деле достигается усиление положительной характеристики хорошего гражданина, которой затем противопоставляется описание свойств плохого, с точки зрения Креонта, подданного. Однако с сомнениями Доу в подлинности 666 сл. и 672—680 едва ли можно согласиться. Во-первых, пропали бы очень важные для образа Креонта претензии на непогрешимость его приказов (666 сл.); во-вторых, нарушилось бы равенство в объеме между речами Креонта и Гемона и как следствие — симметрия в построении всей сцены. Сейчас два монолога занимают соответственно 42 и 41 стих, — почти столько же, сколько и следующая за ними стихомифия (726—765=40 стихов). К каждому из этих отрезков примыкают по два триметра, произносимые корифеем; перед монологом Креонта — 13 стихов, после реплики корифея, заключающей стихомифию, — тоже 13. Атетеза, предлагаемая Доу, разрушает эту очевидную симметрию (13: 42: 2: 41: 2: 40: 2: 13). тот — уверен я —
Во власти так же тверд, как в подчиненье.
670 Он в буре брани на посту пребудет,
Соратник доблестный и справедливый.
А безначалье — худшее из зол.
Оно народы губит, им отрава
В глубь дома вносится, союзной рати
В позорном бегстве узы рвет оно.
Но где надежно воинство — его там
Ряды блюдет готовность послушанья.
Храни же свято стяг законной власти,
Не подчиняя женщине ума.
Уж если пасть нам суждено — от мужа
680 Падем, не в женской прелести сетях!

Нам мнится, если возраст нам не враг,
Твоими разум говорит устами.

Ах, разум, разум… Да, отец мой, высший
То дар богов для смертных, спору нет;
И что неправ ты — это доказать
Не в силах я — и не хочу быть в силах.
Но прав, быть может, также и другой?
Поверь, отец: что делает народ,
Что говорит и чем он недоволен,
690 Мне лучше видно. Страх простолюдину
Твой взор внушает, [21] Страх простолюдину Твой взор внушает… — Ср. ЦЭ. 597 сл. После этого стиха Доу вслед за Диндорфом, постулирует лакуну в 1-й стих, поскольку в оригинале переход от 690 к 691 создает известные трудности грамматического порядка. Зелинский, как видно, либо не признавал этих трудностей (как Джебб и многие другие издатели), либо счел возможным обойти их в переводе. прерывает речи,
Что неугодны слуху твоему.
А я, в тени, и вижу все, и слышу.
Я слышу, да, как все ее жалеют,
Все говорят: «Ужель погибнет та,
Что гибели всех менее достойна? —
Ужель за подвиг столь прекрасный — кару
Столь жалостную понесет она? —
Ту, что, родного брата в луже крови
Найдя, непогребенным не снесла,
Не потерпела, чтоб от псов голодных
Он поруганье принял и от птиц —
Ее ль златым мы не почтим венком?»
700 Так глухо бродит темная молва.
Отец! Ведь мне всего добра на свете
Дороже благоденствие твое.
И быть не может иначе: ведь слава
Цветущего отца — величье сына,
Как и отцу отраден сына блеск.
Не будь же однодумен: не считай,
Что правда только в том, что ты сказал.
Кто лишь в себе высокий разум видит,
Иль чары слова, иль души величье —
Тот часто вдруг оказывался пуст.
710 Ты — человек, и как бы ни был мудр ты, —
Позора нет познать и уступить.
Когда поток весенних вод избыток
Стремит в долину — гибкие лишь лозы
Его выносят, а деревьев силу
Он, с корнем вырывая, истребляет.
Когда моряк натянет корабельный
Канат и не захочет отпустить —
Не миновать ладье перевернуться.
Нет, уступи, смири свой гордый дух!
Дозволь и мне, хоть я и молод, словом
Тебя правдивым вразумить, отец:
720 Всех совершенней я того считаю,
Кто сам в себе клад мудрости хранит.
Но он немногим достается; прочим —
И доброму совету внять хвала.

Полезно обоюдное ученье,
Коль доля правды у обоих есть.

Седые старцы мы; не время нам
У молодого разуму учиться!

Одной лишь правде! Если ж молод я, —
Смотреть на дело должно, не на возраст.

730 А дело ли ослушника почтить?

Почтить дурных я не просил, отец.

Ну, а ее ты к ним не причисляешь?

Ни я, ни всенародный глас фивян.

Народ ли мне свою навяжет волю?

Ты ныне слово юное сказал.

Своей мне волей править, иль чужою?

Единый муж — не собственник народа,

Как? «Мой народ» — так говорят цари!

Попробуй самодержцем быть в пустыне!

740 Жене ты покорился, вижу я!

Коль ты — жена; я о тебе забочусь.

Ты, негодяй? [22] Ты, негодяй? — Ст. 742—757 вызвали различные попытки перестановок. Доу считает, что их ркп. порядок нарушен актерами во время посмертных постановок «Антигоны», и печатает их в такой последовательности: 741, 748, 749, 756, 755, 742—747, 750—754, 757, 758 и далее в обычном порядке. См. Studies. V. 2. Р. 109—111. Зелинский ограничился перестановкой, отмеченной в русском тексте. И судишься с отцом?

Так должно; Правды ты завет нарушил.

Нарушил, если власть я чту свою?

Хорош почет, коль ты богов бесчестишь!

Презренный, женской прелести угодник!

Все ж не дурному делу я служу.

Ты в каждом слове лишь о ней радеешь!

Нет; и о нас с тобой, и о богах.

750 Живой ее ты не получишь в жены!

Она умрет… пусть так! Но не одна.

Еще угрозы? Вот венец дерзанью!

Угрозы? Нет; тщете ответ бессильный.

Тщеты питомец не учитель мне!

757 Ты говорить лишь хочешь, а не слушать?

756 Раб женщины, не раздражай меня!

755 Отец!… другого б я назвал безумцем.

758 Что ж, называй! Но не на радость, верь мне,
К хуле и брань прибавил ты.

Эй вы!
760 Сюда преступницу ведите! Тотчас
На жениха глазах ее казню.