Медсестра (в доме). Что? Что ты говоришь?
Отец. Пре-кра-ти!
Медсестра (входит в белом больничном халате и шапочке). Ничего не слышу. Что тебе?
Отец. Выключи! Выключи эту чертовщину!
Медсестра. Ну, знаешь, отец, ей-богу…
Отец. Выключи радиолу!
Медсестра, пожав плечами, уходит в дом. Музыка прекращается.
Черт бы их унес, эти негритянские пластинки! (Кричит в дом.) У меня голова трещит!
Медсестра (входит). Что?
Отец. Я говорю, у меня трещит голова, ты все время ставишь эту негритянскую мерзость, ты меня не знаю до чего доведешь! Заладила ставить пластинки одну за другой, у меня скоро барабанные перепонки лопнут… голова разламывается…
Медсестра (устало). Ты принял пилюли?
Отец. Нет!
Медсестра. Я сейчас принесу.
Отец. К чертовой матери!
Медсестра (подчеркнуто терпеливо). Хорошо, я не принесу пилюли.
Отец (после паузы, тихо, но сварливо). Ты все время ставишь эти пластинки, будь они трижды прокляты…
Медсестра (с раздражением). Прости, отец, я не знала, что у тебя болит голова.
Отец. Не смей говорить со мной таким тоном!
Медсестра (так же). А я никаким тоном не говорю.
Отец. Не спорь со мной!
Медсестра. Я и не спорю. И не собираюсь спорить, в такую жару да еще с тобой спорить! (Пауза, затем спокойно.) Неужели человек не имеет права поставить пластинку-другую…
Отец. Собачий вой! Вот что это такое — собачий вой!
Медсестра (после паузы). Насколько я понимаю, ты не отвезешь меня на работу. Насколько я понимаю, у тебя так болит голова, что нет никакой охоты везти меня в больницу.
Отец. Да. Никакой.
Медсестра. Я так и думала. И насколько я понимаю, ты мне не можешь дать машину, потому что она тебе самому понадобится.
Отец. Да.
Медсестра. Так я и полагала. Что же ты собираешься делать, отец? Сидеть весь день на веранде со своей головной болью и сторожить машину? Будешь сидеть и смотреть на нее весь день? Возьмешь дробовик и будешь следить, чтобы на нее не нагадили птицы?
Отец. Машина мне сегодня нужна.
Медсестра. О да, разумеется.
Отец. Я говорю, она мне сегодня самому нужна!
Медсестра. Да, слышу. Она тебе нужна самому.
Отец. Вот именно!
Медсестра. Не сомневаюсь. Ты опять поедешь в клуб к своим демократам и будешь допоздна толочь воду в ступе с кучкой бездельников! И пыжиться, стараясь доказать, что ты умный политик…
Отец. Ну, знаешь, хватит!
Медсестра. Ты будешь сидеть с этими лодырями… покуривать дорогие сигары, которые тебе не по карману, вернее, МНЕ не по карману… сигары той марки, что курит его честь мэр города Мемфиса… ты будешь сидеть и хвастаться закадычной дружбой с самим мэром и корчить из себя важную персону, а на самом деле ты просто…
Отец. Замолчи, ты!..
Медсестра.…ты просто подхалим, ты подлипала…
Отец. Молчать!
Медсестра (скороговоркой). Вот для чего тебе нужна машина, да, отец? А я должна трястись по такому пеклу в душном, вонючем автобусе!
Отец. Кому говорю, замолчи! (Пауза.) Не знаю, что я с тобой сделаю, если ты посмеешь порочить мою дружбу с мэром!
Медсестра (презрительно). Дружбу!
Отец. Да! Да! Дружбу!
Медсестра. А я вот знаю, что сделаю. Твой мэр, его честь, лежит у нас в больнице… Как только приеду — если доберусь живая в этом кошмарном автобусе, — я зайду к нему, передам от тебя привет и расспрошу его про эту вашу «дружбу», возьму да и спрошу…
Отец. Не смей его беспокоить, слышишь?
Медсестра. Ну почему же, я думаю, мэр будет в восторге, дочь его любимого друга…
Отец. Ты нарвешься на неприятности!
Медсестра (издевательски). О, почему же я нарвусь на неприятности, папочка?
Отец. Ты эту дурь лучше брось!
Медсестра. Ведь у вас такая необыкновенная дружба! Или нет, лучше так: ты довезешь меня на машине до больницы и заодно навестишь своего дорогого друга мэра. Это я здорово придумала, правда?
Отец. Убирайся! Вон отсюда!
Медсестра (с тихой яростью). Ты мне осточертел.
Отец. Что? Что такое?
Читать дальше