Леонид Зорин - Варшавская мелодия

ВИКТОР. Вы позволите вам их надеть?

ГЕЛЯ. Проше пана.

Он ее обувает.

Включи репродуктор.

Виктор включает. Музыка. Они танцуют .

Во всех домах сейчас танцуют. Во всех городах сейчас танцуют. Во всех странах. И желают друг другу счастья. Витек, мне почему-то грустно.

ВИКТОР. Я говорил — не нужно пить.

ГЕЛЯ. Не то, не то. Как тебе объяснить? Ты решишь, что я истеричка. Я просто думаю, сколько людей живут со мной в одно время. И я их никогда не узнаю. Всегда и всюду границы, границы… Границы времени, границы пространства, границы государств. Границы наших сил. Только наши надежды не имеют границ.

ВИКТОР. Но я же тебя нашел.

ГЕЛЯ. Ты случайно меня нашел.

ВИКТОР. Неважно. Жё пран, жё пран… Одним словом: беру добро, где нахожу.

ГЕЛЯ. Это очень умно с твоей стороны. (Пауза.) Витек…

ВИКТОР. Что?

ГЕЛЯ. У тебя нет никаких идей?

ВИКТОР. Есть одна. (Целует ее.)

ГЕЛЯ (оторвавшись) . Что за после-вку-сие!.. Как, я правильно говорю?

ВИКТОР. Ты — прирожденный винодел.

ГЕЛЯ. Если б я им была, мы бы спились. (Остановившись.) Эта музыка не отвечает моей внутренней мелодии.

ВИКТОР. Тогда ей придется умолкнуть. (Выключает радио.)

ГЕЛЯ. Лучше я спою тебе сама. Хочешь?

ВИКТОР. Голос звучит?

ГЕЛЯ. Как колокольчик.

ВИКТОР. Пой.

Геля поет старую веселую песенку: «Страшне чен кохам, страшне чен кохам, страшне кохам чен…»

ВИКТОР. Публика в восторге.

ГЕЛЯ. Артисты устали. (Садится.)

ВИКТОР. «Страшне чен кохам» это значит «страшно люблю»?

ГЕЛЯ. «Страшно тебя люблю». Ты уже все понимаешь.

ВИКТОР. Я бы хотел научиться польскому.

ГЕЛЯ. Ну так я буду тебя учить.

ВИКТОР. Но сначала выйди за меня замуж.

ГЕЛЯ. Витек, ты плохо соображаешь.

ВИКТОР. Ты этого не хочешь?

ГЕЛЯ. Витек, все точно сговорилось, чтоб мы помешались. Первая ночь Нового года, вино, в общежитии пусто, — мы одни на всем свете. Но это не так. Завтрашний день уже наступил, и мы с тобой — не одни на свете. Необходимо смотреть вперед.

ВИКТОР. Ты мудрая девушка.

ГЕЛЯ. Я тебе говорила, что я трезвей тебя.

ВИКТОР. К несчастью.

ГЕЛЯ. Может быть, это порок воспитания. Мы приучены думать о завтрашнем дне.

ВИКТОР. Хватит шутить. У нас много юмора. Держимся за юмор, как за соломинку. Как за лазейку. Юмор — наш тыл. Наша заранее подготовленная позиция. Путь к отступлению. Что еще? Но я совсем не хочу отступать.

ГЕЛЯ. Ты прав. Я просто боюсь быть серьезной. Я тебе уже говорила — боюсь.

ВИКТОР. А я не боюсь. Я кое-что знаю. Я знаю, что ты нужна и нужна. Что же еще я должен знать? Разве этого мало? Я просыпаюсь, чтоб тебя увидеть. Услышать твой голос, твое вечное «как это…», твои Бесконечные «показывать» вместо «показать», «понимать» вместо «понять», «обнаруживать» вместо «обнаружить». Не дай бог, если ты будешь говорить все правильно, мне кажется, это уж будешь не ты. Я сейчас надел на твои ноги туфли и понял, что за все двадцать четыре года еще никогда не был так счастлив. Я тащу к тебе все и гружу на тебя все, иногда ты этого даже не знаешь. Я знаю, что никогда с тобой не соскучусь, не захочу от тебя отдохнуть. То, что ты есть, всему придает смысл и вносит жизнь решительно во все.

Геля хочет его прервать.

Не надо, ведь я говорю тебе правду. Может быть, и не следует так говорить. Наверняка нужно быть сдержанным и не годится себя распускать. У меня действительно мало опыта. Да и откуда, скажи, ему взяться? Из школы я ушел воевать. Что я видел? И что я помню? Про опытных я читал только в книжках. Но, по-моему, ничего не может быть лучше, чем все сказать, не взвешивать, не следить за словами. Ну вот, глаза у тебя на мокром месте. Прости, Все равно я сделаю тебя счастливой. Я сделаю все, чтоб прошел твой страх. Чтоб ты ничего никогда не боялась. Я буду беречь тебя днем и ночью. И однажды даже тени печали не будет в твоих глазах, даже тени. И я услышу твое ровное дыханье. И только тогда, слышишь, только тогда я и сам вздохну спокойно.

Свет гаснет.

Снова — свет. Та же комната. Геля стоит у окна, спиной к двери. Входит Виктор.

ВИКТОР (весело) . Целую рончки.