Педро Кальдерон де ла Барка: Дама-невидимка

Подай мне траурный убор.
Оденусь я — удел печальный! —
При жизни в саван погребальный…
Судьбы жестокий приговор
Так хочет.

Надо быть проворной,
А то сюда в недобрый час
Придет ваш брат. Когда б на вас
Увидел он наряд придворный,
Одно уж это навести
Могло б его на подозренье.

О, я несчастное творенье!
Я умираю взаперти.
Увы!.. Сюда, за эти стены,
Не взглянет солнце на меня.
Моей печали мало дня,
Но и луна, сестра измены,
Увидя слез моих прилив,
Не скажет с жалостью во взоре:
«Вот та, что плачет в тяжком горе,
Навеки радость позабыв!»
Исчезло счастье без возврата.
С тех пор, как овдовела я,
Вот этот дом — тюрьма моя,
И стерегут меня два брата.
Они почли б за преступленье
И за безнравственный порыв,
Узнав, что я, лицо закрыв,
Пошла в театр без позволенья.
О злополучная звезда,
Жестокий рок!

Моя сеньора!
Их можно извинить без спора:
Когда вдова так молода,
Так хороша, так грациозна,
То, право, братьям и не грех
Сестрицу от соблазнов всех
Беречь, пока еще не поздно.
Быть вдовушкой в такой поре
Опасно, милая сеньора,
И вдов особого разбора
Немало даже при дворе.
Когда на людях мы их встретим, —
Как добродетельны, скромны,
Как в набожность погружены,
А дома-то — то с тем, то с этим!..
С вуалью — скромность всю долой:
Под звуки дудочки любой,
Как мяч, готовы прыгать в танце.
Но мы еще вернемся к ним…
Давайте-ка поговорим
О том прекрасном иностранце,
Кому свою вручили честь
Вы, вверившись его защите.

Вот удивительно, смотрите!
Сумела ты в душе прочесть.
Признаться, думала сначала
Я о себе, а не о нем…
Но, Исавель, когда потом
Удары шпаг я услыхала,
Подумала невольно я
(Хоть, верно, все — мечта пустая),
Что это, честь мою спасая,
Дерется он из-за меня.
Безумно было, без сомненья,
На этот риск толкать его,
Но мы не помним ничего
В минуту страха и волненья.

Не знаю, он ли тут виной,
Но мы достигли нашей цели
И славно улизнуть успели
От братца вашего.

Постой!..

Сестра!

Сеньор мой! Вижу я,
Что ты как будто неспокоен…
Но что с тобой? Чем ты расстроен?

Ведь под угрозой честь моя!

Ах, я погибла, нет сомненья!
Мой брат Луис меня узнал.

К тебе я видеть бы желал
От брата больше уваженья.

Луис! Ты чем же огорчен?

В тебе причина огорченья.
Ты причиняешь мне мученья.

Ее узнал, наверно, он!

Скажи мне: в чем я виновата?
О брат мой! Что тебя гневит?

Мне в тягость уж один твой вид.

О горе!

Анхела! На брата
Меня берет невольно злость.

Так вот что!

Все меня тревожит…
Недаром оттого, быть может,
Вперед мне заплатил наш гость.
Не зная, кто знакомец новый,
Я угостил его мечом.

Но как это?

Я шел пешком
Сегодня площадью дворцовой:
Проехать я уже не мог —
Ни всадника, ни экипажа
Туда не пропускала стража.
Смотрю — друзей моих кружок;
Они стоят с какой-то дамой
Закутанной: беседа, смех,
Она обворожила всех,
Все от нее в восторге прямо.
Но чуть я подошел, она
Как будто сразу онемела.
Тут стали все шутить: в чем дело?
И не моя ли в том вина?
Напрасны были все усилья
Проникнуть в тайну красоты,
Как ни хотел: ее черты
Скрывала плотная мантилья.
Она порхнула прочь. За ней
Решил последовать тогда я.
Она ж, как ветер, убегая,
Спешила скрыться поскорей.
Мне любопытства придавало
Ее волнение и страх,
Как вдруг ко мне с письмом в руках
Кидается какой-то малый
И просит адрес прочитать.
«Мне некогда, — сказал я, — с богом!»
Но это было лишь предлогом:
Меня хотел он задержать —
По просьбе дамы, без сомненья.
И так пристал ко мне, нахал,
Что наконец я изругал
Его бел всякого стесненья.
Тут вышел господин его,
Наш гость, исполненный отваги,
Вступился, мы скрестили шпаги —
Как видишь, только и всего.
Но хуже кончиться могло бы!